Невеста поневоле, или Чужой трофей
Шрифт:
Мне понадобилось почувствовать во рту металлический привкус крови и заглянуть в глаза старухе смерти, что осознать одну важную вещь: без прошлого нет будущего.
Я — Айзек Бэнкс. Порождение тьмы. Мальчишка, утративший свое настоящее имя. Юноша, без семьи. Мужчина, с ненавистью к себе, которая нещадно пожирает его изнутри.
Я — дитя «псов».
Меч врага должен был вспороть мою плоть, чтобы я увидел в его глазах свое отражение. Стена, которую я строил долгие годы, рухнула, и поток воспоминаний хлынул в мою голову, снося все на своем
...Девчонка с русыми волосами и колдовскими зелеными глазами, стискивающая в руках тряпичную куклу. Взрослая не по годам. Мы стоим с ней друг напротив друга во дворе обветшалого дома. Она слышит надрывный крик матери, который сотрясает стены хлипкого домишки. Бежит, прежде, чем я успеваю среагировать. Мои руки дрожат, на губах осел привкус крови. Он везде. Во рту, в носу, застилает взор. От запаха смерти к горлу подступает ком. Я отворачиваюсь, пока мои внутренности выворачивает наизнанку. Желудок сжимается, а вместе с ним и сердце. Я впервые увидел, какой силой обладает закаленная сталь. Ей ничего не стоит отнять чужую жизнь.
Взор скользнул по телу отца, застывшему в неестественной позе. Меня вновь вырвало.
Он говорил, что за этот набег нам хорошо заплатили. Заказчик — лорд Флеминг. Ума не приложу, как я смог запомнить это чертово имя. Задача: привести женщину, скрывающуюся от него на краю Сарсы.
Что может быть проще?
Вот только никто не мог подумать, что в этой лачуге нашего набега ожидает с десяток вооруженных до зубов мужчин. Они перебили почти всех. Тех, кто уцелел в бою, добили, как только переступили порог дома.
— Мама! Мама! — крик девочки звенит в ушах. Ноги сами несут меня к ней. В голове одна мысль: «Защитить». Пускай и ценой собственной жизни.
Я застываю в дверях, глядя как ребенок кутает тело матери в заштопанное одеяло.
— Ты замерзла, — шепчет она, сжимая ладони уже хладного тела.
Мужчины стоят по обе стороны от нее. Ждут. Но завидев меня вновь обнажают острые лезвия. Они не обидят девочку. Я в этом уверен. А вот меня не пощадят. Страх поднимается снизу, сковывает легкие. Я забываю, как дышать. Тошнота вновь дает о себе знать. Меня выворачивает прямо в доме. Одно дело — размахивать оружием в тренировочном лагере и совсем другое — столкнуться с противником, превосходящим тебя по силе как минимум втрое, лицом к лицу.
Взмах тонкой женской руки заставляет мужчин остановится. Хрупкая фигура, лицо которой скрыто под черным капюшоном, приближается ко мне.
— Совсем еще мальчишка, — шепчет она, рассматривая меня. Я не вижу ее глаз, но чувствую, как они скользят по моему лицу, будто оценивая и примеряясь. — Ты пойдешь со мной! — Ее голос наполняется сталью и уверенностью. Перечить я не в силах. Не сейчас.
Я вновь смотрю на маленькую девичью фигурку, которая едва ли обращает на нас внимание. Ее спина вздрагивает от слез, костяшки пальцев побелели.
— Я пойду с вами только при одном условии, — говорю, отыскав на задворках души остатки храбрости и решимости. — Вы не тронете
Женщина приподнимает капюшон, и я вижу, как ее тонкие губы изгибаются в улыбке.
— Можешь в этом не сомневаться. Я сделаю все, чтобы она была в безопасности.
У меня нет сомнений. Не знаю, откуда это безоговорочное доверие к незнакомке. Возможно, результат магического воздействия.
— Дай мне минуту, — просит она и ловким движением руки берет из моих рук куклу. Я и не заметил, как подобрал ее на улице. Наверное, хотел отдать владелице.
В руках женщины мелькает изогнутый кинжал. Его лезвие украшено таинственными символами. Она достала его из -под пол плаща и теперь делает аккуратный надрез на кукле. Ткань трещит, обнажая нутро игрушки. В голове крутится тысяча вопросов, но я не смею задать ни одного.
Незнакомка тем временем достает бархатный мешочек, высыпает на ладонь его содержимое. Я замечаю, как поблескивают перстни и кольца с драгоценными камнями внушительных размеров на ее пальцах. Мелкие камушки, высохшая трава и перья — алые, словно пролитая у дома кровь — отправляются в сделанное в кукле отверстие.
Удовлетворенно кивнув, женщина разворачивается и подходит к девочке. Та оборачивается, смотрит на нее невидящим остекленевшим взором. Мое сердце в груди сжимается от той боли, что прячется в ее хрупком тельце. Ей, как и мне, нести груз потери теперь всю оставшуюся жизнь.
Лезвие вновь вспыхивает в ее руке и, прежде чем я успеваю закричать, срезает прядь русых волос. Всего лишь прядь волос... Вздох облегчения срывается с губ против воли.
Женщина отправляет ее туда же и, наспех зашивает куклу черными нитками, делая размашистые небрежные стежки. Когда с этим было покончено, она поднесла ее к губам, прошептала несколько слов, расслышать которые я был не в силах, и, кажется коснулась губами, запечатлев поцелуй.
Яркая вспышка ослепила меня на мгновение. Я принялся тереть глаза руками, пытаясь вернуть себе зрение.
— Идем! Нам пора, — сказала женщина, увлекая меня за собой на улицу. Куклу она прижимала к груди, будто боялась выронить. Мужчины потянулись следом. На мгновение, мне показалось, что я увидел, как на ее гладкой щеке блеснула слезинка. Нет, наверное, показалось.
Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на осиротевшую девочку. В последний раз.
Она по-прежнему сидела на полу, пытаясь согреть бездыханное тело матери, а ее хрупкие плечи были укрыты ворохом алых волос.
Софи
Святые Девы не просто отвернулись от меня, но и прокляли! Их наказание мной незаслуженно! Святые ли они, если допускают подобное? Справедливы ли они, если речь, льющуюся сладким медом из красивых уст, способны посчитать за правду?
Сидя на жесткой кровати, выкованной из холодного металла, я вдыхала запах сырости и плесени. Где-то капала вода, заставляя меня вздрагивать в такт обрывающихся с потолка капель.
Кап-кап.
Раз за разом, не давая провалится в забытье.