Невидимые
Шрифт:
– Ох, как же вы так поранились? Позову-ка я Акульку-лекарку, что нам за штопку задолжала, - девка взглянула на темное пятно на рубахе. Затем на мать, с вызовом. Та нехотя согласилась:
– Зови!
Жадная баба.
Но тут Алексу и впрямь подурнело.
– Где, мать, говоришь, постеля?
Хозяйка указала рукой.
Он не заставил себя упрашивать - охотно переместился со стула на скрипучую кровать. Лег и прижал руку к боку - так будто становилось лучше.
***
– Ты сдал, паскуда?
– зашипел змеей Ванька-мануфактурщик, как только городовые отвлеклись.
Макар аж взвился:
– Ей-богу, не я!
Но Ванька не поверил. Исхитрившись, подскочил и пребольно ткнул локтем под дых. Но тут уж подоспели полицейские: развели по разным углам, а потом и вовсе - по помещениям.
Макара доставили к Червинскому, где он имел неприятный разговор не только с сыщиком, но и с франтоватым господином из дома старого Леха, которого позже видел и в театре. Ваньку тоже куда-то отвели - бог знает, куда.
Но потом их отчего-то снова собрали вместе. Одновременно и водворили в арестантскую, отгороженную деревянной стеной с вырубленным посредине оконцем.
Зашли. Макар еще оглядеться толком не успел, как от стены поднялась, охнув, всклокоченная полнотелая баба. И тут же побежала, ловко перекатываясь на коротких ногах - вцепилась в Ваньку, начала трепать.
Тот, к удивлению Макара, даже не думал сопротивляться.
– Никто тут не виноватый!
– с осуждением сказала крестьянка в пестрой юбке.
Другие не вмешивались.
– Ах ты, собачий выродок! Дрянь! Паскудник!
– продолжая трепать подельника, принялась приговаривать толстая.
– Мама! Мама, прости! Ни при чем я!
– стал защищаться тот.
– Ах так! За дуру меня держать!
– взглянув на Макара, баба спросила деловито: - С ним?
– С ним, - согласился он.
– За что?
– Лавку взяли...
Ванька с ненавистью глянул на подельника - и тут на него обрушился новый поток затрещин.
Продолжалась выволочка долго. Надоело смотреть, стоя посредине. Макар отошел и устроился у стены - на том месте, что освободила Ванькина мать.
Видимо, вконец обессилев, она вернулась, властно отодвинув сильной рукой. Ее сын сел рядом, виновато понурив голову.
– Как?
– спросила баба.
– Да случайно, - по-детски растирая глаза, отвечал он.
– Не ври мне, ослина!
– прикрикнула мать.
Ванька сдался.
– Лавку глухого табачника хотели взять. Но нас повязали. Сдал кто-то, - он поднял голову и взглянул на Макара.
– Да не я это, брат! Вот те крест!
– Не брат я тебе...
– Заткнись! Отчего решил, что ты?
– обратилась баба к Макару.
– Да почем мне знать?
– от чистого сердца удивился он.
– Ну?
– допрашивала она сына.
– Чую, - подумав, ответил тот.
– Ах, чуешь! Как на гиблое дело идти - не чуял, а тут - почуял, дурак? И на что я тебя, сметливого, только растила?
Замолчали. Задумались. Макар уже едва не задремал, несмотря на тревогу - а может, и благодаря ей.
– А ты-то что, мама?
– набрался смелости Ванька.
Баба, по-прежнему раздосадованная, отмахнулась.
– Не твоего ума дело.
– На добро хозяйское ручонки наложила, - рассмеялся длинный одноглазый арестант.
Ванькина мать взъярилась:
– А ты чего лезешь?
Окно в стене распахнулось.
– Веселов!
Макар встал.
– Быстро тебя, - удивилась крестьянка.
Тут же подскочила и мать Ваньки, взмолилась, хватая за полы:
– Постой, сынок, погоди! Если тебя вдруг выпустят, зайди к моим детям на берег. Матрена я, Матрена Митрофанова, обгорелый дом на спуске! Передай весточку, что я тут сижу!
– Да и рад бы, мать, но куда уж мне? Чую, сидеть - не пересидеть теперь. Третий уж раз тут, - понуро сказал Макар, прежде чем выйти.
Его провели сразу в кабинет Червинского. Теперь сыщик был не один - вместе со старшим, седым и сутулым. Макар прежде с ним не сталкивался.
На сей раз Червинский не стал его бить.
– Видел там мать твоего подельника?
Макар кивнул, но тут же спохватился:
– Да какой подельник? Не знаю его, случайно встретил неделю назад!
– За той бабой, Матреной, и раньше лихие дела водились. Не во всех уличили. Слыхал?
– Ей-богу, нет!
– И что, веришь?
– усмехнулся седой.
– Да. Дурак он, - ответил Червинский и обратился к Макару.
– Вот что. Сходишь в ее дом на берегу, сойдешься со всеми, кого там найдешь, и разузнаешь: с кем, когда и что.
– Она сама о том просила - весточку передать, - заметил Макар.
– Какую?
– спросил седой.
– О том, что тут сидит.
Червинский аж хлопнул в ладоши.
– Фартит тебе, Свист! Даже повод готов.
– Меня же убьют!
– Макар с ужасом подумал о том, что Ванька-мануфактурщик как в воду глядел, да только не про былое, а про будущее.
– А ты старайся не проколоться.
– А как же театр?
– он судорожно ухватился за прежнюю зацепку.
Седой заинтересовался:
– А что театр?
– Говорит, там схрон, - ответил за Макара Червинский.
– И ты не проверил? Эх, все тебя учить надо. Так, Макарка. Театр отставить. Мы сами все выясним, а тебе спасибо. И вот за труды, - седой вынул из кармана портмоне, а из него - червонец. А потом еще пятерик добавил и на стол положил.
Макар не поверил.
– Мне? Так много?