Невидимые
Шрифт:
Наверное, Ульяна бы так дотянула до вечера и вернулась домой, не солоно хлебавши, если бы к ней не подошла незнакомая баба в плотном черном платке и глухом, несмотря на жару, платье. Траур носила.
– Ждешь кого или спросить хочешь?
– спросила участливо.
– Матушка моя тут... Повидаться бы...
– еле слышно шепнула Ульяна.
– Так что молча стоишь? Который час на тебя гляжу.
Баба властно - совсем, как мать - взяла за руку, подвела к полицейскому, что сидел за столом у входа в темный коридор:
– Проведать пришла.
– Это кого? Может, не велено.
Баба в трауре вопрошающе взглянула на Ульяну, а та от волнения едва фамилию свою не забыла. Даже во рту пересохло. Наконец, тихо пискнула:
– Митрофанову...
– А звать как?
Полицейский принялся листать толстую распухшую книгу.
– Матреной...
– За что?
– За кражу...
– Точно в нашем участке?
– Да... Макар сказал, к вам привели, - выпалила Ульяна. И тут же обругала себя: откуда ему знать про Макара?
Городовой долго переворачивал страницы, пока нашел:
– Есть такая. Ну, ладно, разок можно и проведать. Пошли. Говорить через окно будешь. При мне.
– Отчего так? Меня прежде прямо внутрь пускали, - удивилась Ульянина помощница.
– И тебе нельзя было. Больше не пустят, не тревожься. Эй, Лопырев!
– Чего?
– отозвались из-за тонкой стены.
– Выходи, сменишь.
Полицейский повел по коридору, но недалеко. За углом оказалось помещение - такое же, как приемная, только разделенное перегородкой с окном.
Провожатый приоткрыл его, крикнул:
– Митрофанова! Поди сюда!
Через миг Ульяна услышала материнский голос - и едва не заплакала:
– Да? Чего?
– Пришли к тебе. Радуйся.
Наклонив голову, дочь заглянула внутрь:
– Мама!
Лицо на другой стороне - серое, разом постаревшее. Неужто и впрямь она?
– Улька!
– Мама!
– больше Ульяна не могла сдерживаться, всхлипнула.
– Поживее давайте, - поторопил полицейский.
– Как вы там?
– Живем. Витюшка денег дал...
– Дети здесь, с тобой?
– Нет...
– Неужто бросила?
– ахнула мать.
– На Аксинью-соседку оставила. Емельянову. А Ванька тоже здесь?
– Да. Вам Макарка, небось, передал?
– Он тоже был. Только сперва дядька чужой зашел. Мама, как ты? Когда вас выпустят?
– Ох, и не знаю, Улька... Проси Витьку помочь, больше ничего тут не поделать.
– Мама!
– Про Дуньку слышно что?
– Нет...
Краем глаза Ульяна заметила, как к провожатому подошел другой полицейский и что-то шепнул на ухо. Тот кивнул.
– Голодные?
– прижав к глазам кулак, спросила Матрена.
– Нет, мама. Ты не тревожься. Дети каждый день рыбу ловят. Я пеку.
– Ох, горюшко...
– Ну все, повидались и полно. Пошли, - городовой взял Ульяну за плечо, отстранил от оконца.
– Мамочка, мы тебя ждем!
– закричала она.
– Улюшка!
Однако пошли не к выходу, а дальше по коридору. Затем свернули, встали у порога тесного кабинета.
– Вот, как просили.
Всклокоченный небольшой человек, сидевший за столом, глянул - будто ножом пырнул.
– Стало быть, Митрофановой дочь. Ну, проходи.
Не дожидаясь, пока Ульяна послушается, полицейский ввел ее, бросил на стул.
– Как зовут?
Она молчала, размазывая ладонью слезы по щекам.
– Немая?
– Куда там. Только трещала, что твоя сорока.
– О чем?
– Про брата, который им деньгами помог.
– Что, и другой есть? Не наш?
– Вроде того.
– Сколько ж их там? Надо самим проверить.
– Да, еще про какую-то Аксинью Емельяниху вспоминала.
– Это та, бирюлевская... Стоило бы и к ней как-нибудь наведаться. Ну так что, девка безымянная? Будешь говорить по-хорошему?
Какой там - говорить. Ульяна едва дышала - от страху и переживаний горло словно перекрыл ком.
– Что твоя мать делала раньше, лет шесть назад, знаешь?
Ульяна вытаращилась с ужасом и быстро покачала головой.
– Не может быть. Поди, уже большая была. Должна знать. Как зовут?
– обратился взлохмаченный к полицейскому.
– Не спросили...
– Ну, стало быть, не скажет - к остальным посадим.
– Нельзя мне!
– пуще прежнего перепугалась Ульяна.
– Дома брат с сестрой. Маленькие. С голоду помрут. Ульяна я.
– Хорошо... Так что, Ульяна? Припомнишь чего?
Закусив кожу на ладони белыми ровными зубами, Матренина дочь призадумалась. Молчать вовсе - нельзя. Лишнего сболтнуть - еще хуже.
– Мама в прислугах работала...
– У кого?
– У разных. У госпожи долго...
Ох, зря.
– У какой госпожи?
– Не помню. Мама все говорила: иду к госпоже.
– А потом?
– Вроде, к другим перешла.
– Почему?
– Не знаю.
Всклокоченный неприятно рассмеялся.
– Ну ладно. Хватит на сегодня. Отпускай.
Выйдя из участка, Ульяна опрометью бросилась домой. Сама не заметила, как преодолела дорогу, изрядно долгую.
Детей у порога заметила еще с пригорка - наверное, сразу же сбежали от Аксиньи-то. Но сперва не разглядела, что делают. Поняла, спустившись еще немного и приглядевшись. На завалинке сидел кто-то чужой, франтом одетый, а неразумные брат с сестрой что-то ему наперебой рассказывали.