Невидимые
Шрифт:
– Тут слушай, что пишут: "Слуги невидимых. Задержанная накануне Мы Митрофанова долгое время промышляла грабежами и убийствами своих хозяев по наказу ее нанимателей - банды грабителей, известных в городе, как невидимые", - он читал по слогам, медленно, но вполне внятно.
– "О том Приглядчику лично рассказали дети Митрофановой. Несколько лет назад она задерживалась по подозрению, но была выпущена на свободу, как видно, по той причине, что невидимые купили ей свободу в полиции. Однако она не единственная, кто помогал..."
Ульяна не утерпела -
– Ничего не понимаю, что ты читаешь! Что за убийства? Это неправда!
– Но ведь ты сама говорила, сестрица, что мамка твоя...
– Да какая там банда? Какие невидимые?
– Ульяна плакала навзрыд, как ребенок.
– Ну полно, полно, - утешал Макар.
– У тебя ведь еще есть братья.
– Ох, ты ж сам все знаешь... И что только душу травишь? Ванюшке долго сидеть, как пить дать... И что за паскуда только сдала?
– Неужто сдали? Да кто ж?
– Да бес его знает! Кто-то из своих - так на берегу говорят.
– Ай-ай-ай. Нехорошо. Знать бы, кто...
Ульяна вдруг снова страшно взвыла и принялась быстро раскачиваться на табуретке.
– Мать-то выйдет, убьет нас... Или теперь и вовсе не выйдет... Что хуже-то, братец?
Макар погладил ее по гладкой голове и молча ушел.
Когда Ульяна, проплакавшись, подняла голову, то увидела кошель на столе. Внутри оказался почти целковый.
***
Колесо ремесло не бросил. Долю легче да слаще, как другие, найти не пытался. И обретался там, где и прежде.
– Без того на дне, куда еще глубже?
Да и к чему перемены? Ищейки сюда бы не сунулись.
В сумерках он сидел в пыли под своим порогом, чинил башмак. Заметил Алекса.
– Да неужто ты?
– спросил скучным голосом. Но тут же резко взметнулся, сдавил в объятиях.
– Сколько лет не показывался! Думали, ты уже вовсе сгинул или снова куда подался.
– Да тут я. Как вернулся в город, так все и живу прямо над домом.
– Не слыхал! Давно о тебе не слышали.
– Театр завел... Господин я теперь. С тростью гуляю.
В глазах Колеса мелькнула тревога. Освободившись, Алекс захохотал:
– Что, того я? Поехал? Да бабе своей купил вот игрушку.
– Ну так, стало быть, идут дела?
– распахнув дверь, Колесо пригласил внутрь чудной хибары. Снаружи - земляная изба, внутри - терем, как есть. Алекс когда-то долго дивился.
Усадил за стол, достал бутыль. Потом бабу кликнул. Вошла - рыжая, с мелочевкой на руках и у подола, тоже явно из бывалых.
– Семью вот завел, - заметил хозяин.
– Аленка и детки мои.
На Колесо, похоже, больше надеяться особо не стоило.
– А это Алекс.
– Неужто тот самый?
– восхитилась рыжая.
– Он и есть! Собери на стол?
Выпили втроем. Жена Колеса детей уложила и тоже компанию составила.
Помянули былое. Колесо, конечно, повторил любимую байку - отчего это вдруг Алекса кличут по-чужеземному.
– Мы еще мальцами были. Эх, шальные деньки! Надумали взять повозку - ту, что из банка ездила. Долго за ней следили, смотрели, кто, где с нее сходит. Ждали, значит, когда поменьше народу соберется. И повезло, наконец. Глядим - наша едет, да еще и одна, и пустая - пара голов торчит. Ну, уж раз заприметили, то и сходу за ней. Загнали в тупик. А те придурки до того перепугались, что все патроны, как есть, со страху впустую расщелкали. А под конец, когда мы их вытаскивать стали, и вовсе разнылись, что бабы.
Вспомнились перекошенные рожи. Алекс тоже рассмеялся со всеми.
– Ну, вытащили мы их, связали, у дороги сложили. Пока ломали перегородку, Алекс не утерпел, как всегда - полез внутрь. А там-то, вместо мешков, третий таится! С нами один вовсе зеленый был - чуть ли не в первый раз пошел. Увидал он, как что-то зашевелилось, да как заорет, стало быть, чтобы предупредить - забыл, что по имени нельзя: Алексей! Ну, увернулся Алекс, а и зря: тот, что прятался, как вылез, так сразу в ноги и упал, давай по земле валяться: "Алекс! Алекс!" Круглый такой, при пенсне на цепочке - я тогда, помню, сорвал. Наш ничего не понял, пнул его пару раз - а тот все причитает. Заливается, руки лезет целовать.
– Тоже, поди, связали?
– уточнила Аленка.
– Да куда там. Говорю ж - мальцы без ума. Не стали, сперва в повозку полезли. А никаких мешков и нет. Все вывернули - пусто. Как так? А дело к утру. Тут мы уж вязать голосистого взялись - а он еще пуще вопит, да так обиженно. В чем же дело? Ну, разоткнули мы одному из тех двоих пасть, а тот и выдал: дескать, они, оказывается, не мешки, а какого-то иностранного дельца тайно везли, чтобы легавым сдать. Мы-то повозки перепутали. А круглый тот и решил сдуру, что мы за ним пришли. Его, значит, спасать. Алексом его звали. Даже фамилию помню: Топс.
– Не Топс, а Томпсон. Поганая у тебя память, Колесо.
– А что с ними стало?
– Да ничего. Круглый в леса ушел, как понял, что не за ним мы. А тех на дороге так и бросили. Ну, кто по молодости не глупил? С того раза уж перестали отпускать. Ну, а мы все с той поры Алекса только так и зовем.
– А прежде как тебя называли?
– спросила, повернувшись, Аленка.
– Да никак - просто Лексеем. Мне тогда было лет шестнадцать.
Маруська никогда таких вопросов не задавала. Думала, наверное, чужеземным прозвищем перед ней красуется.
Рыжая простилась и исчезла в глубине избы. Колесо вновь налил по полной, подмигнул.
– Ну, выпили, теперь говори.
– С Легким я тут опять сошелся, - Алекс пересказал свою историю.
– Думал тебя да Медведя взять. Гадину мою найти да после с Легким поговорить... А там - как пойдет.
– С Медведем толковал?
– Не встретил. Где он сейчас?
– Так сразу за плешью. Мелко все у него: щиплет за городом. И у меня тоже не лучше... Устал на мелочи ходить. Возни много, навару мало. А у меня теперь, сам видишь, полна изба.