Невидимые
Шрифт:
Алекс задумался. Все же отлежался у него после визита к Легкому, да и предупредил щенок об облаве. Кроме того, неизвестно, что из него можно выжать. Пожалуй, еще живым пригодится.
– Иди в театр. Скажешь, что от меня, и что будешь жить в комнате Маруськи. Если кого уже там разместили - пусть гонят. Да, мебели там больше нет. Вели Щукину - это тот, что на бабу похож - пусть сообразит. Пересидишь пока. Наружу не выходи. Да, и чтоб молчал! Ни слова никому ни обо мне, ни о твоих делишках. Все понял?
– Немым стану! Спасибо! Ты мне жизнь спас!
– миг - и Макар стиснул в костистых объятьях, больно задев бок.
Алекс аж зубами заскрежетал, ловко выскользнул и вышел за порог.
***
Макар постоял, слушая, как постепенно стихают скрипучие половицы. Незваный гость ушел, и без него стало тревожнее прежнего.
В правоте Алексея сомневаться ни приходилось. Он вообще на диво разумный оказался: хоть бери да каждое слово записывай, чтобы не забыть. Макар на полном серьезе как-то раз собрался, но не нашел ни бумаги, ни карандаша.
"Найди и накажи" - говорит. Ну да, он-то сам, поди, легко бы сделал то, что советовал. Эх, вот бы взять и стать таким же. Тогда бы уж никакие Степаны и Червинские оказались бы не страшны.
Вспомнив о том, как подставил Алексея своей выдумкой про театр, Макар вновь ощутил муки совести. Рассказать бы о том, что сделал... Но боязно. Что учинит в ответ - даже представлять нет желания. Но явно не похвалит. А Макару бы так хотелось завоевать расположение.
Дожидаясь возвращения домашних, Макар растянулся на своей освобожденной кровати. Утро выдалось богатым на потрясения, и они не выходили из головы. И встреча в гостинице - а ведь она, казалось, так хорошо прошла! И как те двое с улицы затащили его в подворотню. Тоже работяги, но незнакомые - прежде никогда их не видел. Передали привет и угрозу, а затем, не дав ничего сказать в оправдание, начистили рыло.
Спасибо Алексею: какое-то время Макар пересидит в театре... Но на что жить? Нос-то наружу нельзя высовывать. И как при этом продолжать ходить по берегу и вести беседы с сестрой Ваньки-мануфактурщика?
Нет, так и так - все не к добру.
А если рискнуть и прислушаться к совету? Раз уж Макар все равно только и делает, что кого-то ищет - отчего бы не попробовать отыскать виновного и в собственных бедах? Родная шкура уж точно важнее, чем какие-то невидимые.
Алексей посоветовал начать со своих... Будто бы ясно, кто они такие - эти свои, и где они водятся. Все та же Ванькина сестра с берега, разве что?
Несмотря на тревожные мысли, Макар задремал.
Проснулся от плача Петьки. Мать, утешая, несла его в кроватку. Зоркая сестра тем временем обнаружила кошель на сундуке, схватила:
– А где Лексей?
– Ушел, - Макар подметил гримасу грусти.
– Забыл? Нужно бы вернуть.
– Не, вам оставил, за заботы. Велел благодарить.
– Ну, бог ему в помощь, - взглянув на кошель, отметила мать.
Макар сел, не зная, как сообщить домашним о немедленном переезде. Ох, что начнется! Приоткрыл рот - и снова закрыл, наблюдая, как мать с сестрой разбирают свежую штопку.
– Как госпожа так рубашку разорвала? Да еще в таком месте?
– Вы вот что... Бросайте.
– Так разложить все на завтра надо, пока светло.
– Идти нам пора.
– Куда?
– В театр.
Обе расхохотались - аж до слез. Приняли за шутку.
– Да серьезно я! Идти надо в театр. Лексей нас позвал.
Мать отмахнулась, снова принялась раскладывать вещи:
– Не до глупостей нам. Чего, кривляний не видели?
– Да не смотреть же! Жить теперь там станем.
– Как так?
– мать округлила глаза.
– Там комната есть особая, для жилья. Вот Лексей и говорит: вижу, как вы мыкаетесь, а за то, что помогли, я вам эту комнату и отдам.
– За сколько?
– мать все еще смотрела с недоверием.
– Даром, - Алексей ведь и в самом деле не упоминал плату.
– Да неужто правда? Совсем даром? Не могу и представить.
Макар кивнул. Мать благодарно перекрестилась.
– Верно ведь сказано: помоги путнику. Завтра тогда и собираться начнем.
– Так сегодня надо. Лексей сказал: селитесь прямо сейчас, не то уж комната другими займется.
Поправляя платок, мать принялась ходить из угла в угол.
– Вот так вот... В одночасье. За что хвататься-то? Извозчика надо звать. Вещи? Дашка, давай собирать. А кровати?
– Ничего не надо: сундук возьмем с пожитками, а все остальное там уже есть, - скорее бы уж перебраться от Степана подальше.
– Как не надо? А продадим?
– Да кому они нужны? Рухлядь же. Но если что - и потом вернемся...
– И то верно, надо спешить, не то займут... Дармовые-то комнаты, поди, не каждый день случаются.
– А как мы жить там станем? Не позорно?
– вдруг спросила сестра.
– Тьфу ты... Позорно ей. Никто тебя саму кривляться же не заставит. Да, Макарушка?
Через пару часов, когда уже совсем смеркалось, Веселовы переступили порог деревянного театра "Париж". Макар волок сундук, сестра узел со штопкой, мать - Петьку.
10
Свои средства уже истаяли, но пока выручал счет отца.
После вчерашнего визита в банк Бирюлев навестил портного, где обзавелся парой костюмов, затем цирюльника, и, наконец, баню. Нынче из лавочных витрин на репортера вновь смотрел столичный модник, а не потрепанный забулдыга. Глядя в отражение, он, зажав локтем трость, слегка сдвинул летнюю шляпу набок и подкрутил свежеподстриженные усы.
Мимо под руку прошли две нарядные по случаю воскресенья гимназистки. Увидев Бирюлева, они кокетливо прыснули. Репортер не менее игриво поклонился им, и жестом подозвал скучавшую у мостовой пролетку.