Невидимые
Шрифт:
– Хм...
– И вы ведь тоже не станете озвучивать лишнее, то, что к делу не относится, верно?
– Хм...
– Ладно, Бирюлев. Мне пора, - пригладив торчащие во все стороны жесткие волосы и поправив ворот, Червинский вернулся в кабинет, где жаркий спор набирал обороты.
Репортер вышел на улицу. Дождь разошелся.
Сыщик прав - нужно идти к Ирине. Но что ей сказать? Как все объяснить? От предвкушения встречи посасывало в животе. Совсем как в детстве, после раскрытия шалостей в гимназии. Противное чувство.
Проехав несколько кварталов, Бирюлев оказался у дома Ирины. Речь он так и не подготовил.
– Ох, вы вернулись!
– поразилась, открыв дверь, горничная.
– А барыня с ног совсем сбилась, все ищет. С утра опять куда-то поехала - про вас узнавать.
Ее нет. Хорошо или плохо?
– Здравствуйте, Георгий Сергеевич!
– из гостиной Бирюлева заметил торговец тканями - тот самый, что поднял тревогу из-за старого Грамса.
– А я вот Ирину Аркадьевну дожидаюсь. Давненько уж. Идти бы надо... Да вот, два отреза.
Намек понятен - однако репортер не стал бы оплачивать покупки супруги, даже если бы в кармане не было пусто.
Так и не решив, что делать дальше, Бирюлев прошел в гостиную, оставляя грязные следы на паркете.
– Долгов-то много скопилось. Даже вот Ирина Аркадьевна задолжала - уж на что прежде исправно рассчитывалась. А с некоторых теперь и вовсе ничего не возьмешь. Вот, например, господин Грамс, - продолжал торговец.
– Вы часто к нему заходили. Какой он был?
– вдруг спросил репортер.
– Кто? Освальд Феликсович? Человек пожилой, нелюдимый... Тут, понятное дело, нрав у любого начнет портиться, хоть и не стоит о покойнике плохо...
– Призраков видел?
– Бирюлев усмехнулся, вспомнив странные речи Червинского.
Но торговцу стало не до шуток.
– Ох, прости господи...
– он перекрестился, глядя в угол, где следовало бы висеть иконе.
– Лишился рассудка господин Грамс. Видел, еще как видел... Даже мне предлагал остаться и посмотреть.
– Да? А что за призраки?
– Дите его, давно умершее... Ох, Георгий Сергеевич. Чего не привидится от одиночества?
– Странно...
Павлова тоже видела мертвую дочь.
Жаль, забыл спросить у сыщика - не удалось ли что-нибудь выяснить про дурманящую отраву.
В призраков Бирюлев не верил.
– Не знаете, когда обещала вернуться Ирина Аркадьевна?
– Нет.
И не хотел знать.
А что, если...
Взяв со стола лист бумаги - уже больше года она заботливо лежала в доме повсюду - репортер достал из кармана карандаш и написал:
"Ирина, мне нужно одиночество для раздумий".
– Простите. Вынужден срочно уйти. Дела, - сообщил он торговцу, поднимаясь с кресла.
Только бы успеть уйти до ее возвращения.
Застав ничего не понимающую прислугу в кухне, Бирюлев всунул ей записку:
– Маша, передай хозяйке сразу, как вернется.
Он выскочил прямо в дождь и быстро устремился по улице - пешком, не подзывая извозчика.
Отчего-то стало настолько радостно, что невозможно усидеть на месте. Сейчас очень хотелось двигаться.
***
Младшим хоть бы что. Чумазые, оборванные чертенята убежали на берег. Весело, громко смеясь, отталкиваясь от земли одной ногой и подскакивая. Длинные спутанные волосы сестры при прыжках развевались по ветру - некому ей теперь косы плести.
Ульяна провожала детей взглядом, сидя у порога. Каждый день у воды бесятся - авось, и сегодня не потонут.
Уже больше недели матери нет. Чужой дядька, который потрудился зайти и сказать, что ее забрали в полицию, никаких подробностей не раскрыл. То ли не знал, то ли слишком торопился. Что-то украла - и все. Когда отпустят - неведомо. Что делать - не ясно.
Все, как и прежде, когда-то давно. В ту пору сама Ульяна была лишь немного старше, чем нынче ее брат с сестрой. Но тогда с ней остались Дунька и Витька с Ванькой - большие уже, как казалось. Сметливые. Вот бы они вернулись...
После того, как дядька принес вести, Ульяна отправилась в город - искать братьев. Пошли все вместе, ватагой - никто из соседей не согласился приглядеть за ребятами. Ну, почти никто: кухарка Аксинья, что жила с краю, не отказала. Но у нее самой - полная изба. Да и младшие, как вышло, аксиньиных мучали. Те сразу в голос завыли, как услышали, что матренино племя у них погостит. В общем, увязались они за Ульяной.
Сперва зашли на мануфактуру - искать Ваньку. Но там давным-давно брата не видели. Вот так дела! Объяснили, однако, где он жил. Заглянули туда, в бараки - но и снова толку чуть: сказали, был Ванька, но куда-то запропастился.
И сестра исчезла, и брат.
Стараясь гнать от себя тревогу, Ульяна собралась к плотнику. Тут уж дети совсем разнылись - устали. Как ни прикрикивала - продолжали голосить. Она-то им не указ. Бросила их, пошла одна. Догнали, вцепились в спину, повисли:
– Не оставляй, сестрица!
К счастью, хотя бы Витька оказался на месте. Неловко даже: оторвали от дела, а мастер у него суровый. Наверняка потом выговаривал.
Брат попросился отойти, и проводил семью в свой угол, что снимал в бараке у мастерской: топчан да сундук. Совсем небогато, хуже, чем у Ваньки и матери.
Принес воды, расспросил о том, что случилось, темнея лицом. Потом достал из-под сундука свернутую худую пачку - и отдал все Ульяне. Она растерялась.
– А сам-то как будешь?
– совестно.
– Ничего. Заработаю. Смотри, на улицы не суйся. Скоро приду к вам и еще принесу.