Невидимые
Шрифт:
– Что?..
– изумилась просто одетая барышня в очках. Учительница?
– Вам доводилось ее знать?
Господин средних лет приподнял брови, потер лоб.
– Хм... А в чем дело?
– Она убийца. Отравительница.
– К нам гости, Буба? Так рано?
– послышалось из глубины дома.
– Нет-нет. Все в порядке. Просто разносчик, - радостно отозвался он, обернувшись.
– Минутку. Давайте сойдем.
Отошли на пару шагов.
– При супруге не стоит. Она так тревожна, а в городе всплеск преступности. Ее все это очень расстраивает.
– Разумеется.
– И я до сих пор не понимаю, к чему вы спрашиваете о даме с афиши?
– Она убила и ограбила моего отца. Пришла к нему в дом и что-то подсыпала в напиток.
– Боже! Да... Дайте еще раз глянуть. Похоже, и впрямь она. Точно. Все так и было - но только я проснулся наутро. Но, молю - ни слова моей супруге! Я ей сказал, что отъехал по делам службы, и к нам прокрались домушники. Вы ведь из полиции?
Вряд ли Бирюлев напоминал сыщика, но отрицать не стал:
– Конечно! Припомните, когда это произошло?
– Да. В самом конце мая. Аккурат накануне того, как соседа убили, господина Коховского. Я еще думал - до чего же тут опасное место, надо бы куда перебраться...
– Где вы ее встретили?
– Хм... Кажется, в кафе "Якорь".
Любопытно.
Бирюлев рассчитывал совсем на другие свидетельства. Он надеялся, что Елену видели у особняка Коховского и что-то вспомнят. Что-то, что прольет свет на невидимых... Но, выходит, она "работала" в одном и том же квартале дважды?
Или же...? В потемках Елена могла и не запомнить дом. Оттого и крутилась с расспросами у дверей Старого Леха. Опасалась, что погибла ее жертва - сосед Коховского?
Он обдумает все позже.
Бирюлев решил изменить свой план: не терпелось навестить прислугу Аксинью.
Интересно, как она объяснит путаницу в днях.
Сорвав на подходе к бедным лачугам травинку, репортер сунул ее в рот и направился к крайней избе.
Заперта. Ставни закрыты.
Сбежала!
А, может быть, снова мнительность? Возможно, прислуга просто решила съехать?
Следовало бы расспросить местных, благо, они тут и там сновали по берегу.
Одни прачки уже шли с реки - другие только туда направлялись. Горничные, няньки, подмастерья, имевшие отдельное от хозяев жилье, спешили заработать на кусок хлеба.
Так никого и не окликнув, Бирюлев добрел до жилища сосланной Митрофановой.
На дворе обгоревшего дома худощавый белоголовый юноша лет восемнадцати умело обтесывал доски. Рядом с ним, на колоде, без движения сидел кто-то, закутанный, несмотря на летний зной, в несоразмерно большой тулуп, в теплом платке, наступающем на глаза.
Девчонка лет четырнадцати - та самая, которую Бирюлев встречал прежде, но теперь она удивила неожиданно голым затылком - прибивала доску к стене. Поблизости, громко смеясь, копошились в земле две разговорчивые маленькие грязнули.
– Барин, а у нас лягушка, - радостно сообщил мальчишка.
Старшая сестра оказалась далеко не так приветлива.
– Витюшка! Это он, тот газетчик, - бросив молоток, она подбежала к брату. Все были похожи между собой, точно капли. Красивые дети у прислуги Старого Леха.
– Что вам тут снова надо? Мамка на каторге. Довольны?
– Что вам угодно, сударь?
– взглянув на девицу с укором, вежливо, без оттенка неприязни, спросил белоголовый.
– Соседка ваша, Аксинья...
– Так теперь вы и до нее добрались? А тю-тю, - преувеличенно весело засмеялась девочка, разведя руки широко в стороны.
– Нету ее уж здесь. Уехала. И адреса не оставила.
– Да, я так и понял. Думаю, что не только ваша мать, но и она помогала невидимым, - рассеянно, скорее, адресуясь к самому себе, сказал Бирюлев, пожевывая травинку.
– Да только они, к сожалению, все еще на свободе.
То, что было закутано, вдруг вскрикнуло и, раскачиваясь на колоде, громко зарыдало.
Злобно взглянув на репортера, девчонка подошла к перепеленутой тулупом кукле, обняла, прижимая ее голову к своей груди.
– Тихо, тихо... Ты дома. Все хорошо. Мы все вместе...
И тут же зашипела на Бирюлева:
– Уходите уже! Уходите!
– Пожалуйста, сударь... Если мы вам больше не надобны...
– моляще попросил брат.
– Сестра тревожится.
Делать здесь больше нечего. Отбросив травинку, Бирюлев направился с берега. Но не успел сделать и нескольких шагов, как в спину донеслось:
– Они в овраге! Красный дом с цветными стеклами...
***
Эх, и о чем же он только думает, когда времени и без того не густо.
Резко поднявшись с лавки, Макар со всех ног припустил в сторону театра.
Влетел, хлопнув скрипучей дверью так, что она завизжала.
На почти темной сцене перешептывались актеры. Они уже собрались перед спектаклем.
Алекс спал на сиденье - там же, где и вчера. Подходя к нему, Макар наступил на стекло. Бутылка. Похоже, выпала из руки.
– Вставай! Вставай скорее!
– принялся тормошить.
Алекс тут же открыл глаза, злые с похмелья, но пока явно ничего не соображал.
– Надо уходить! Скоро сюда придут легаши. За тобой.
– Что?
– он несколько раз подряд зажмурился, пытаясь проснуться.
– Твоя Маруська сказала, что невидимые - это ты, - выпалил Макар.
– Вот же сука. Надо было сразу ее убить.
– А это и есть ты?
– Ты точно двинулся, Тощий, - Алекс, наконец, встал.
На сцене Щукин с явным осуждением крутил в руках осколок верхней лампы.
– Надо прибраться до начала. Да и свет зажечь - темновато, - сказал он актерам.