Невидимые

Михалева Юлия

Уродливый человек не давал спать соседям в ночи. Ухал, стонал, переваливался, обхватив себя за колени, как ванька-встанька. Унимать - страшновато: больно могуч.

– У! У! У!

Все повторяется. Пошла вторая неделя.

В который раз он здесь из-за того, кто и так был мертв.

О нем забыли опять, ни о чем не спрашивают...

И значит, снова кто-то погибнет.

19

– Тебе кто-то помогал?

–

М-м-м.

– Ты один?

– А-а.

– Сколько их всего было?

– А?

– Тех, кого ты закопал за своей лачугой.

Уродливый человек поднял ладони - формой, точно лопаты - и поджал два коротких пальца.

– Восемь? Это с последней или без нее?

Тот самый сыщик, что пожалел в прошлый раз: отдал старую одежду и выпустил.

Из его слов выходило, что полицейские все же добрались до дома и каким-то образом сумели отыскать красивую, сладко пахнувшую бабенку. Но как? Они что, перекопали половину кладбища? А еще обвиняли: дескать, Лаптев оскверняет могилы.

А раз уж нашли, то, конечно, и отобрали. Но зато она теперь не помрет так быстро, как предыдущая.

– Ы!
– один из поджатых пальцев распрямился.

– Она - девятая?

– А-а!

Когда уродливый человек пытался что-нибудь объяснять, люди обычно ничего не понимали и злились - ведь он не мог говорить, как все. Но этот сыщик - совсем не такой. С ним приятно вести беседу.

В кабинет вошел второй - седой. Первый, как только его увидел, снова будто помешался: опять принялся задавать странные вопросы.

– Как вы выбирали, к кому идти?

– Ыы...

– Вы искали что-то определенное? Фигурку?

– Эээ...

– Кто твои сообщники?

Человек вытянул трубочкой губы и скривился, показывая, что не любит чужое общество.

К счастью, оно уже давно перестало быть насущной проблемой. Он неплохо устроился на тихом кладбище: обустроил лачужку, а потом и колодец выкопал там, где точно не могло быть воды.

Никто к нему не ходил. Священник из местной часовни в чужие дела не совался, помощника обещал не брать. Они вообще друг друга хорошо понимали: обоим лишние глаза ни к чему. Да и работал уродливый человек за троих - со всем справлялся.

А что платили мало, так не беда. Уж на кладбище всегда можно подзаработать. Студенты - покупатели постоянные, щедрые да нелюбопытные. Когда могильщик просил хлороформ - всегда делились, и никогда не спрашивали - зачем.

– Ну, Николай... И как он, по-твоему, ответит? Его надо так спрашивать, чтобы можно было кивать: либо "да", либо "нет", - седой неодобрительно покачал головой.

– Вы правы, Тимофей Семенович. Давай-ка покажи: сколько человек с тобой работало?

Человек почесал старые ожоги на голове, подумал, поднял два пальца: он да священник.

– Двое. Хорошо.

Старик, захватив со стола кипу бумаг, отправился восвояси.

– Но для чего она тебе понадобилась? Ведь ты же не мог?

Человек кивнул и вздохнул, вспоминая тело последней обитательницы колодца.

До чего же ее хотелось! Но увы: нечем. О том пару десятков лет назад позаботились малолетние уличные разбойники.

Приют, где он воспитывался, находился над самым оврагом. Многие сироты родились там, внизу - и сбегали назад, едва только начинали ходить. Ловко перелезали по дереву через высокую ограду. Без них становилось лучше - да только они возвращались, подкарауливали и мучили тех, кто остался.

В то время уродливый ребенок еще не успел вырасти и окрепнуть настолько, чтобы его боялись. Он был вечной мишенью для издевательств - но прежде никто не заходил так далеко.

Сперва его избили и искалечили, а потом подожгли. Повезло, что повар понес на задний двор котел помоев. Благодаря ему человек тогда в третий раз родился. Второй случился, когда мать оставила на ступенях приюта. Кем бы она ни была, все же не выбросила и не задушила уродца.

– Тогда зачем? Что, тоже медикам продавал?

Человек покачал головой. Нет, их тела студентам совсем не нравились, поэтому он и обустроил позади лачуги собственное маленькое кладбище.

Он соединил большие и указательные пальцы вместе, приложил к глазам - будто очки надел, и наклонился, словно заглядывал в яму.

– Ты за ними наблюдал?

– А!

Да! Ничего не могло быть лучше, чем, лежа на земле, смотреть на них в щели между досками. Как они бьются на дне в рыданиях, зовут на помощь, пока не сорвется голос, раздирают в отчаянии свои платья и волосы...

Иногда они держались очень долго - порой много месяцев. Но наступали холода - и гостьи, как летние бабочки, погибали. Приходилось дожидаться новой весны.

Человек не любил зиму.

Но иногда они умирали гораздо раньше, чем полагалось. Так вышло и с предыдущей.

Человека поймали полицейские, когда он доставлял богатого пожилого барина. Его закопали накануне утром. "Похищение умершего, преданного земле" - так вот они и сказали.

Его посадили в участке - да и, как водится, позабыли. А там поганый народ подобрался. Не боялись они - потому как их было много - и вовсю творили мерзкие вещи, ненамного лучше, чем в детстве.

Вот этот самый сыщик, что сейчас задавал вопросы, когда прознал да увидел, так и сжалился: дескать, хватит уж с Лаптева наказания.

До чего же человек спешил тем утром... Торопился убраться как можно дальше от проклятого участка - и поскорее вернуться домой, к своему колодцу. Но увы, опоздал: бабенке хватило всего-то дней десяти, чтобы умереть - от голода, а, может, отчего-то еще.

А ведь он в тот раз планировал посадить вместе сразу двоих. Такого еще прежде не делал, но очень хотел попробовать.