Невидимые
Шрифт:
Матрена долго боялась, что ее схватят и вернут. Ходила по улицам, озираясь...
Она купила маленький дом на берегу. И, когда "наследство" госпожи проели, а дети подросли, стала честно работать, как порядочная прислуга.
Лишь недавно она посчитала, что можно вздохнуть спокойно, ведь все давно утряслось - а тут вон как вышло.
Эх, не стоило трогать вещи Старого Леха. Будто проклятые они... Как-нибудь бы уж прожили. Но что теперь кручиниться понапрасну? Время назад не вернешь.
Вот только дети... Свидятся ли они еще? Хоть разок? Хоть когда-нибудь, много-много лет спустя?
Поезд, стуча колесами, уносился вдаль.
***
Легкий пришел к Колесу с бутылкой. Точь в точь, как тогда.
Собрались и другие.
– А что же ты не заглядывал аж три года? Я уж решил - теперь мы для тебя - грязь, - потешался безногий Тулуп, подливая.
– Ну, давай. До чего же рад тебя видеть - хоть прежде и не всегда ладили.
– Алекс, так когда?
– встрял хозяин избы.
– Чего?
– Когда уже разомнемся? Ты мне что говорил?
– Вот как только свое дело решу - так и сразу.
– И что слышно?
– Как сквозь землю ушла, сука.
Да и черт бы уже с ней - но и так просто оставить нельзя.
Но вслух говорить не стал.
– Да, они такие, - Легкий, прищурившись, вгляделся в стакан.
– А помнишь, как мы с тобой барышню делили из кареты в лесу?
– Помню.
– Расскажи, Легкий!
– попросили молодые.
– Ну, я в ту пору был хорош. Она меня увидела - да как завизжит: все, я хочу к нему!
Стены вздрогнули от взрыва смеха.
– Ага, конечно. Все наоборот.
– В общем, лет десять назад... Да куда - уже все пятнадцать. Пили мы в "Муське". Все вернулись как раз - хвастались, кто чем, как водится. Ну, а мы шпаной еще были - остались не у дел. Вот Алекс мне и говорит: а пойдем прямо сейчас в лес да кого-нибудь тоже изловим. Ну и что - пошли. То есть поехали: взяли лошадей чужих, пока их хозяева в трактире пили. Глядим - карета на тракте. Догнали. Кучера, да еще второго, кто с ним сидел, сбросили, повозку в лес загнали, остановили. Внутри - барышня со шкатулкой. Ну, мы ее скорее с собой - тоже хвастать. Показали... А дальше что? Со шкатулкой все ясно - пополам. А с девкой? Она визжит, ни на кого глядеть не хочет. Если только - на меня.
– Да иди ты. Только на меня и смотрела.
– Решили мы ее на монету поставить. Так и так: он мне - у тебя дутая. Я ему - у тебя. Ладно. В карты сели - ну, тут опять с колодой неразбериха. Все, все подряд крапленые: и его, и моя, и трактирщика... Взяли чужую - того, кто первым вошел. Вот, играем - и я выиграл. Так Алекс в меня столом: дескать, все равно я его обвел. Ну поцапались крупно, да помирились потом.
– Это понятно, а с девкой что вышло?
– С барышней-то? Так месяца три я с ней забавлялся, а потом надоела - шибко шебутная да голосистая. На улицу выгнал. А там - кто ее знает: может, по рукам пошла, а может, к себе наверх уползла.
Новая ставка. И что это за квадратная дрянь в кармане? Вытащил, бросил на стол.
– Что такое?
– спросил Легкий.
Ясно: карточка франта-газетчика, но объяснять лень.
– Забавная штука. Не нужна? Возьму.
– Бери.
Просидели столько, что счет времени потеряли.
Легкий в итоге напился пуще других. У Колеса остался. У него вообще многие чуть ли не на пол на сей раз повалились. Медведь к себе пошагал. А Алекс решил в свою квартиру вернуться.
Вышел, прикрыл глаза. Уже утро - солнце светило ярко.
Нажрался зверски.
Ноги сами собой принесли к театру. Матерясь, Алекс ввалился внутрь и кое-как дополз до сидений. Понедельник, кажется: должно быть пусто. Но как же. Отдохнуть не дали: Тощий да те двое, что Щукин нашел для охраны входа, принялись отвлекать разговорами. Сон прошел. Пришлось снова пить.
Потом они, наконец, исчезли. Алекс вытянулся на креслах, посмотрел вверх - в далекий темный потолок, что качался, и задремал.
– Алекс?
Надька? На днях он снова ее ударил - опять лезла с глупым нытьем. И что же она такое просила? Начисто вылетело из головы.
Распустила нюни и убежала - но теперь, видимо, передумала.
Алекс ухватил ее, рассчитывая, что за мягкость. Однако нащупал твердый корсет, под которым ровным счетом ничего не угадывалось.
– Ой...
– она сперва отшатнулась, но потом замерла.
Алекс открыл глаза. Надоедливая сестра Тощего - некрасивая, серая, та, что все смотрела, как кошка.
Как же ее звали? Тощий точно как-то к ней обращался.
– Ну, что?
Алекс встал с сиденья. Видно, прошло много часов - уже стало куда лучше, чем утром.
Девка стояла напротив. От нее ничем не пахло... Скучно. И от Маруськи, и от Надьки - как и от всех шалав - всегда разило приторными духами.
– Что ты делаешь! Не надо! Пусти!
Унылая, привычная игра.
Ну, она могла бы и убежать, если бы так уж хотела. Он бы точно не стал ее догонять.
Но не стала.
***
Этот день был поганым с самого утра. Ровно с момента, как Алекс, пьяный до того, что на ногах не держался, ввалился в театр.
И чего же только не пришлось сделать.
Сначала Макар бегал на улицу за едой. Буфет за выходные опустел. Но тут оказалось, что пироги уже не нужны, а хочется водки. Пошел за ней... Потом за вином.
Дальше Макар читал со сцены стихи, что учил в реальном да не позабыл. Но Алекса - хотя это была именно его затея - они разозлили так, что он с полчаса крыл Макара, на чем только свет стоит.
Пришлось спеть. Да что там - разве что не сплясать вприсядку.
Алекс давно выпил больше, чем полагалось для добродушного настроения. И теперь он просто бесился, швырял - признаться, метко - всем, что под руку попадало.