Незабываемые дни
Шрифт:
— Я не знаю, где ему хотелось бы немедленно быть. Считаю, что самым лучшим местом на сегодняшний день для него является тюрьма, если не что-нибудь похуже.
— Не вмешиваюсь в ваши оперативные дела, а только довожу до вашего сведения, что инженер Заслонов должен быть завтра у герра гаулейтера. Гаулейтер вызывает его лично.
Здесь Вейс даже немножко добавил от себя. Разумеется, гаулейтер не интересовался специально персоной инженера Заслонова и не выразил особого желания с ним встретиться. Просто было получено распоряжение гаулейтера провести инструктивное совещание с инженерным персоналом железных дорог, или, вернее, с лучшими представителями этого персонала.
Ганс Кох несколько сбавил тон. Совсем уж неофициально он спросил:
— Вы шутите или говорите это всерьез, господин Вейс?
— Как вам должно быть известно, почтенный господин Кох, я не позволяю себе шуток не только со взрослыми людьми, но придерживаюсь этого правила даже в отношении определенной категории молодых людей.
Кох проглотил пилюлю.
Но дело остается делом. Его не обойдешь.
— Я подумаю, господин Вейс.
— Хорошо, можете заниматься этим полезным процессом, но как прикажете, почтеннейший, ответить Минску: приедет или не приедет инженер Заслонов?
Кох стиснул телефонную трубку так, что побелели суставы пальцев, но ответил довольно сдержанно и хладнокровно:
— Приедет, господин Вейс.
— Очень приятно слышать! — и тотчас же положил трубку.
Кох от досады поморщился: до чего злопамятен этот Вейс! Однако не стоит с ним ссориться, тем более в такую минуту, когда сам допустил известный промах.
Он снова вызвал арестованного в свой кабинет, официально поздоровался с ним:
— Ну как, господин инженер? Какое будет ваше последнее слово.
— А почему последнее?
— Ну, по этому делу, разумеется.
— Не знаю, по какому делу. Вы вчера говорили тут о бесчисленном множестве разных дел, так что я, откровенно говоря, запутался в них, не знаю, о каком вы спрашиваете.
— Да, множество… И очень плохо, что вы не разобрались в них. Но давайте оставим пока этот вопрос. И вообще искренне советую вам забыть обо всем, что мы здесь говорили, и о том, что вообще произошло тут с вами. Так необходимо государству. Я освобождаю вас, но с одним условием: нигде, ни одного слова, ни намека… Вы понимаете?
— Не беспокойтесь! Я понимаю вас… Ведь вами руководят, уважаемый господин Кох, не какие-нибудь личные расчеты, а интересы государства. А что может быть выше этого?
— Вы благоразумный человек, это мне нравится…
Комиссар гестапо, наконец, выбрался из неудобного положения. Доволен был также инженер, которого нисколько не прельщала перспектива более продолжительного знакомства с гестаповцами.
17
На следующее утро Заслонов выехал в Минск. Перед отъездом он увиделся в депо с Чичиным. Тот передал ему, что Мирон Иванович очень беспокоился, узнав о его аресте. А самый арест, видно, произошел по наговору Клопикова.
Чичин рассказал также, что на имя Заслонова был пакет из-за линии фронта, но пакет уничтожили парашютисты, когда их окружила полиция. Однако один из парашютистов, присланный из штаба фронта, знает содержание письма и при случае передаст его Заслонову. Теперь уцелевшие парашютисты находятся в лагере Мирона Ивановича, один из них серьезно ранен, лечится. Заслонов приказал, чтобы на некоторое время приостановили взрывы паровозов здесь, а остаток мин перебросили на дальние участки.
— Пусть немцы немного успокоятся и переключат свое внимание на другие места, нам надо готовиться к более серьезным операциям. А как работает Дубков?
— Осваивает новую профессию. Прижился, да и другие работают полным ходом.
Дубков и еще несколько товарищей по совету Мирона Ивановича были переброшены из отряда в депо. Это — небольшая группа коммунистов, у которых не было знакомых в депо. Местные коммунисты находились частью в армии, частью в партизанских отрядах, — разумеется, им было бы трудно, а то и невозможно работать здесь, где их знал каждый человек. Оставить же депо и весь узел без коммунистов нельзя было. Константин Заслонов и Мирон Иванович пришли к единодушному выводу, что тут должна быть крепкая и надежная партийная группа. Дубков, неплохой сапер, усвоивший и минное дело, теперь работал электромонтером узла, ремонтировал осветительную сеть депо, станционных стрелок и семафоров. Он даже завязал близкие отношения с некоторыми солдатами железнодорожного батальона, детально знакомился с их работой. Рота железнодорожного батальона с приданным ей специальным поездом часто выезжала на участки для ликвидации последствий аварий и катастроф. По настроениям солдат и их разговорам Дубков вскоре наловчился узнавать обо всем, что происходило на дороге, о характере аварий, о количестве жертв и потерь немцев. Если раньше, взорвав несколько эшелонов, он сам не всегда точно знал результаты своей работы, то теперь работа его товарищей в отряде Мирона Ивановича была видна, как на ладони.
В отряде Дубков немного заскучал в начале зимы, а тут его захватили новизна работы и тот риск, с каким ему приходилось постоянно сталкиваться. Раньше он видел врагов только издалека. Тут ему приходилось жить и работать в непосредственной близости от врагов. Это увлекало его. Он не знал обстоятельно о миссии Заслонова, но получил строгий приказ ничем не препятствовать работе инженера — своего прямого начальника. Из этого он сделал вывод, что инженер не такой уж обыкновенный служащий, что он, повидимому, имеет некоторое отношение к тому делу, которому искренне и преданно служил и Дубков. Он видел, как садился в поезд Заслонов. Он видел, как в тот же вагон сел и аккуратно одетый человек с небольшим портфелем и свертком газет в руках. Был он еще молод, но блеклое, помятое лицо, вялость в походке, бегающие запавшие глаза придавали ему своеобразный вид.
Этого человека, если и не знал особенно Дубков, то догадывался о его профессии. Недаром Дубкова предупредили, чтобы он поменьше попадался на глаза этому субъекту…
Своими наблюдениями Дубков даже поделился с Чичиным, но тот, усмехнувшись, прямо сказал:
— Это нас с тобой не касается, не наше, брат, дело.
— Так этого поганца надо сразу же уничтожить.
— Не все, брат, сразу. Понадобится, его и уничтожат.
Заслонов заметил гестаповца еще в вагоне и сразу узнал его по суетливым движениям, беспокойному блеску глаз и множеству других мелких признаков, характерных для обычного шпика.
Повидимому, Кох решил поинтересоваться, с кем Заслонов будет встречаться в дороге. Это даже на какое-то время развеселило инженера, и от нечего делать он начал подтрунивать над этим, видно, еще недостаточно опытным следопытом. Константин то поднимался со своего места и решительно направлялся в соседний вагон, то выходил из вагона на станции и прогуливался по перрону, останавливался около расклеенных газет и плакатов. Серая помятая кепка неотступно следовала за ним. И когда на одной из станций Заслонову действительно надо было встретиться с одним работником и тот уже направился к инженеру, стоявшему перед плакатом, Заслонов сделал незаметный знак глазами, и товарищ сразу понял его и прошел мимо. Входя в вагон, Заслонов приостановился в тамбуре и лицом к лицу встретился с помятой кепкой.