Нежность к мертвым
Шрифт:
ровали о духах, Бенедикт и Грета наблюдали за ними с сочув-
ствием, большая часть этих людей не могла ощущать, что сам
дом — огромный призрак. Кто-то из них затерялся внутри особ-
няка, иногда они находились годами спустя, будто выпавшие за
борт, мокрые, с пустыми глазами, ходили по коридорам и гре-
мели зубами, иногда они мешали спать, а иногда попадали в
подвал и встречали Варфоломея. Одна дама, прославленный
знаток чувственного
253
Илья Данишевский
шла на эту музыку, она была в лакированных сапожках, на ее
плече висела сумочка Живанши, там, в подвале, она увидела
пса. Обнаженное существо, до пояса все исполосованное зазуб-
ренным лезвием, стояло к ней спиной, раскачиваясь в поясни-
це. В тонкой кисти левой руки это что-то сжимало крюк. Крюк
воткнулся в женскую голову, и Варфоломей дергал рукой из
стороны в сторону, пытаясь отделить голову от прочего мусора.
Оставив в черепе крюк, пес опустился на четвереньки, расстег-
нул суконные штаны, окровавленной рукой вытащил член,
подергал его, придавая форму, мясистый сгусток в его руке
клокотал и бился всеми своими жилами, мертвая женщина
раскинула ноги в сапожках, и пес взгромоздился на нее, их
лица были одинаково обезображены, они соприкоснулись но-
сами, разорванные губы Варфоломея начали ласкать ее мерт-
вые губы, а потом, изъяв крюк из черепа, этим крюком начал
вращать внутри ее промежности, и следом за этим засунул в ее
зад, ладонью играя со змеями внутри ее утробы, влажные и
липкие змейки ползали сквозь его пальцы; когда тело замира-
ло, Варфоломей с силой бил крюком куда-нибудь в грудь или
живот, иногда в лицо, и тогда все вновь сотрясалось, когда
лопался череп, одна пробоина за другой; распахнутые раны
притягивали его, отошедшие полосы розоватой кожи, он оття-
гивал их зубами, выдирал, прилизывал бахрому языком, ерзал
языком внутри ее пизды, пока не просунул в раскуроченную
промежность свою собачью голову, продолжая дергать плечами,
он погружался в нее все больше и больше; руки раздвинули ее
оголенные ребра, и теперь его затылок виднелся меж их раз-
двинутых половин, запустив руку в ее руку, он вскоре полно-
стью овладел ее пальцами, и, повторив то же самое со второй
рукой, начал овладевать ногами; наконец, нос Варфоломея
уткнулся во внутреннюю часть ее затылка; несколько мощных
ударов освободили женскую голову от женщины, мозгов и
крошева черепа, и лицо Варфоломея аккуратно вылупилось из
ее лобной доли; спустя несколько часов кожа плотно
его кожу, все лишнее отошло, вывалилось или вылилось на
пол; сдвинув раздвинутые ребра в первоначальную позицию,
Варфоломей будто застегнул корсет, оставаясь внутри ее тела.
Теперь необходимо было заштопать платье, и нацепить парик,
чтобы было не видно, что на Его новом затылке — Ее прежнее
лицо; спустив тонкие белесые волосы до плеч, он скрыл ее
254
Нежность к мертвым
присутствие, ее смерть, ее тревогу; Варфоломей поднялся из
подвала, просунув своего дружка сквозь ее надломанное лоно,
пес радостно начал подлизываться к Бенедикту и облизывать
его руки, склонившись на колени и зияя женским окровавлен-
ным анусом.
Если у Дома случались проблемы с законом, строительны-
ми компаниями, прочей глупостью (когда какой-нибудь поч-
тальон делился своими сумрачными ощущениями, любовник
погибшего медиума обращался в газету с сенсационным разо-
блачением на Сен-Жермен, когда случалось что-нибудь еще),
Дом переезжал; иногда он полностью обновлял свое тело, а
иногда лишь оттачивал особенности. Медиумы на втором этаже
менялись на художников, путаный сад отдавался детям цветов
и обращался в их кладбище, спальни становились городскими
моргами, а коридоры — зимними проспектами; иногда комнаты
отдавались странствующим пилигримам, а любителям тайн,
Дом позволял сущую вечность плутать в таинственных перехо-
дах, искать выходы из спален и нескончаемых анфилад. Имена
хозяев, их профессии менялись, банковские счета перетекали
из Швейцарии в Австрию и обратно, деньги тратились на ме-
ценатство поэтам, политическим и военным деятелям, получа-
лись из таинственных источников, которые всегда были окро-
вавлены и туманны; казалось, мистер Бенедикт действует сво-
им излюбленным способом, лишенный изящества, он принуж-
дал тех или иных отписывать свои состояния в пользу Дома, а
затем умирать, иногда мучительно, а иногда нет. Часто он то-
пил своих знакомых в лабиринте, в тревоге и воспоминаниях
об умерших детях. Иногда он посещал сиротские приюты, и
приглашал осироченных в свой загородный Дом (тогда он се-
лился где-то на отшибе, имел какую-то легенду и сказку; часто
высился посреди кладбища, обычно индейского, и, вообще,