Нежность к мертвым

Данишевский Илья

что хлопнула дверь, Варфоломей вышел на улицу искать себе

женщину, Ева проснулась и не знала, какое сегодня число, она

265

Илья Данишевский

увидела, что постель пуста, ее будто пронзило, что сегодня

Дасшагаль сказала Да, может быть, это минута правила № 4000

— не просыпайся — а потом поняла, что нет, она все еще внутри

Дома, и эта победа на ее языке была, как полное поражение…

все повторится вновь, каждую минуту она почему-то

ждала и

радовалась Концу, но Конца не было, вечность и вечность бес-

конечных Нет продолжала разворачивать кольца, хлопнула

дверь, Варфоломей вернулся с прогулки, Бартоломей в новом

лице зашел в спальню, Ева попросила его «оставь меня чис-

той!» и он ничего не ответил ей, еще один слизистый день. В

сердце будто вставлен стальной стержень. Вращается. И враща-

ет вслед за собой все остальное: сердце, декорации, Еву, осо-

бенно, Еву. Он кончил на ее зад и сказал Да, началось новое

утро, с рождением Ева, и она начала вживаться в это новое

имя и новое тело, изучать ногами обновленный за годы отсут-

ствия Париж, новые туфли, стрижка, безграничный клубок

темноты застрял где-то в клапане сердца, с рождением Ева, она

наделал свежее платье и вышла на улицу, чтобы увидеть — как

сегодня выглядит Дом, его фасад, его плоть, какого цвета его

не знающие времени стены.

266

Нежность к мертвым

7. Нико 2/2

Королева с Адамовым яблоком обречена на бесконечную

боль. Когда ты слишком долго трогаешь его, чтобы оно скры-

лось внутри шеи, твои мышцы начинают безустанно ныть,

напоминать об этом выпирающем меж вен проклятье. Ты на-

чинаешь задыхаться и теряешь понимание: боль рождается от

того, что ты — мужчина, и это внутренняя боль, или оттого, что

постоянно мнешь шею в надежде избавиться от напоминаний?

Пока Нико была человеком — пусть и странным человеком

— она не знала о такой вещи, как эвтаназия. В ее комнате на-

шлось бы достаточно вещей, чтобы лишить себя жизни. Но она

не знала о том, что такое существует, и продолжала расти,

запертая, гниющая заживо и замурованная в кожаный гроб

мужского тела.

Теперь она знает…

…как знает, что такой ее создал Лунный свет и таинствен-

ная Отец. Те, кому молятся проклятые и педерасты, породил

Нико с этим уродливым кадыком и этим черноватым от грязи

отростком между ног. Противный господин Ночи создала Нико

танцовщицей боли, – то есть по образу

и подобию. И там, где

индусские монахи говорят, что нужно разворотить себе кости и

суставы, чтобы продолжить танцевать, игнорируя плоть и иг-

норируя боль, Нико не могла ничего игнорировать, она лелеяла

в себе ненависть и злобу. Красные, раскаленные до предела

внутренности обжигали ее нутро и выжигали его до черного.

Дым горелого мяса и беспробудной ночи, беспробудной похоти.

Когда приходил Джекоб, она была растением. Растением,

что танцует над своим горшком, с тонкими листьями рук и

бессловесным голосом. Как змея поднимается из темноты

горшка по зову факира, Нико по зову лунного света танцевала,

поднявшись над горькой правдой о собственной мужественно-

сти. О, влажные сны!

…любила!

267

Илья Данишевский

Как дождь, окрашенный луной. Как дыхание спящего ко-

тенка на твоих коленях. И как мужчину. Совсем не такой лю-

бовью, что изображена потаскушной Девой Голода на «Свадьбе

Бархатного Короля», где мужчина раздираем мыслью о дозво-

ленности самого факта мысли и чувства. Не так, как на этой

картине, где мужчина с горем в сердце — Джекоб Блём — лю-

бит мужчину. В Нико и ее мужском теле родилось к нему то

истинно женское, похожее на холодную змею, похожую на

медленно раскручивающего кольца удава — истинное женское

чувство — полностью поглотить Блёма собой и погрузить его в

свой бездонный желудок. Быть женой сумасшедшего, обожать

его безумие. В темноте…

Когда Нико поняла все это — уже после Его гибели — она

начала очень долгий путь. Ей казалось, что жизнь ее отныне,

после яркого пожара, подобна жизни колокола. Тот просыпает-

ся несколько раз в день под верной рукой звонаря, и движется

в своей жизни, оставаясь недвижимым и подвешенным на ко-

локольне. Так и Нико, будто бронзовый колокол, вроде и иска-

ла Джекоба Блёма, но в своих поисках топталась на месте.

Везде, по всему миру, можно было найти сплетни и слухи

о его имени и имени множества других. Тех, у кого множество,

может быть и сотни имен. Бесконечное море имен поглотило

ее.

Нико топталась на месте, да. Она сжевала себя печалью, и

питалась ей, на десерт предпочитая маленьких девочек из про-

винциальных городков Штатов. Она кралась через мир и была

похожа на циркового урода, который сорвался с цепи. В ее

походке и жестах давно смешалось мужское и женское, или же