Нежность к мертвым

Данишевский Илья

сменил имя) сказал «ты надоела нам, Грета, ты надоела нам…»

Как бы не выглядел Дом, внутри него оставалось что-то

подобное сердцу, неизменяемый угол или стержень, эта комна-

та не была похожа ни на что, и подходила лишь для того, что

261

Илья Данишевский

общно называется мессой. Из черного мрамора, украшенная

цветами, несколькими метрами мужских кишок, пуповинкой

мертворожденного и чего-то еще

была сделана Черная Марта,

или Черная Кали, или Черная Мадонна — имя не имеет значе-

ние — неведомое божество Дома, оно единственное знало ответ

«да» или «нет», Бартоломей называл ее Эрешкигаль-Дасшагаль,

небесная мышца. Она знала все ответы, жить или нет, но нико-

гда не отвечала; вокруг нее собирались чудовища, Грета наблю-

дала, как они бьются и корчатся, зная, что даже им нужен ка-

кой-то нексус, чтобы обвинить его в пропасти, боготворить

ради смысла, нужна была эта безжизненная Дасшагаль, статуя

уродливой женщины, чтобы нарицать ее, коверкать, к чему-то

стягивать всеобщую бессмысленность; они придумывали обря-

ды и обращения, бились вокруг нее, оргиальный воздух окуты-

вал Эрешкигаль, но она никогда не отвечала своим паломни-

кам, она была всегда, она будет, она будто хранила заповеди

Иного Народа, но Грета не могла понять, почему именно она,

почему именно так и не иначе, почему она есть, почему нет

ничего другого, черная королева тех, кто в фарсе инфернальной

поволоки дурил смертных развратом и роскошью. Грета при-

нимала участие в оргиях у ног статуи, теплый член Джеффи

Невенмейера, рукой она задевала ногу Богини, колючий мра-

морный остов, и представляла Башню на морском дне, скольз-

кое нечто внутри живота, как беременность или ВИЧ, нельзя

сказать точно, а Дом менялся на глазах прямо во время этой

вечности, семяиспускание, следующий, следующая, холодные

пальцы оставались мрамором, менялись эпохи, выраженные

кишками, и эти кишки обвивали шею Дасшагаль, будто знача

бесконечность Грет, которых насиловали у массивного извая-

ния, бесконечность кругов — в этих бусах, браслетах, и тлен-

ность в черепках, пуповинках, в оргии, которая, как море, Грета

распадалась на составляющие, Греты уже не было, но Грета

была… холодная, как Дасшагаль, позабывшая свое истинное

имя, прямо, как черное божество Иного Народа.

Поэту кажется, что он на дне, смотрит со дна, на каком-то

кругу разврата — то ли система, то ли поэтичность именно

Греты — и саможестокости, любая тварь становится поэтом, и

хорошо, если она не

пишет стихи; эта единственная интенция —

быть поэтом, единственная закономерность — желать смотреть

262

Нежность к мертвым

из самой глубины, и никогда не всплыть. Будто это следствие

— лежать под ногами Дасшагаль — той причины, что Артюр

Рембо встречает зеленоватого ангела французской базилики на

Сен-Жермене.

Правило, правило и еще одно, и еще; все их помнит лишь

только Богиня, мизинец Дасшагаль, обвисшие груди Дасша-

галь… Грета в панике своих беспокойных снов, она кричит

«Боб», она кричит другие имена, но не хочет быть ни с Бобом,

ни с кем-то еще, ни с Барто…, ни с Бенедиктом, она прошла с

первой ступени магистерской мантии сквозь горностаевые ман-

тии к первым стадиям разврата, затем вторым стадиям развра-

та, от банального разврата — к боли, в неприкаянности и неви-

новности — к убийству, вначале одному, хорошо спланирован-

ному убийству — это был коммивояжер — затем череде, а потом

к массовым казням, кровавому пиршеству руками Бенедикта и

Варфоломея; Грета была наблюдателем, участником, жертвой.

Она встретила своего будущего мужа в парке, и он сказал ей

«я дам тебе все, и ты мне тоже, это полностью равноправный

брак, богоподобное слияние, но я потеряю жену, а ты потеря-

ешь все, если нарушишь правила, по которым живет Дом… мы

подчиняемся только ему, великому и вечному Дому, я дам тебе

вечную жизнь, вечную перемену, нескончаемость, а потом от-

ниму нескончаемость, перемену, и оставлю лишь вечную

жизнь, ты будешь вечно жить с ощущением утраты, как герой

«Голема29», чья жизнь ощутила свою тщетность после потери, вечная жизнь с надрывом… стержень в сердечной мышце, ты

будешь моей женой?», Грета вначале не поняла, приняла такие

слова за голый романтизм, изысканность мысли мужчины и его

пса, господин Бомонд изъяснялся тысячью наречиями, тысячью

языками, Иуда Искариот и его колени, Бомонд объяснил ей, в

чем суть нескончаемой игры Дома: год за годом и следом сто-

летиями Дом выбирает женщину в свои хозяйки, и та будет

править Домом, пока выполняет нехитрые правила. Около

четырех тысяч правил. «Ты можешь их изучить, можешь за-

помнить, четыре тысячи абсурдных правил, не смотри на Пи-

кассо, не чисти зубы или чисти зубы — каждый человеческий