Нежность к мертвым

Данишевский Илья

не допускаются смертные; чудовища в вязаных кожах, крупные

петли, и видны узлы, медленно двигаются в весеннем свете.

Окна плотно закрыты, а занавесок нет. Но как бы ни казалось,

происходящее очень значительно, оно будет транслироваться

по центральным каналам; раньше транслировалось и продол-

жение с казнью, но теперь уже нет, зрелище смерти признано

нерентабельным.

Мужчинам и женщинам очень значительно происходящее —

особенно

проституткам в Новой Гвинее; особенно слепому

мальчику в первом ряду. Я слышал, что каждая вторая женщи-

на Гвинеи подвергается ритуальному насилию, их, как у нас

говорится, fucking and goodbye; мальчик в черных очках стойко

держит за поручни кресло-качалку, его пальцы не дают парали-

303

Илья Данишевский

зованной даже вздохнуть; незрячие всегда на коне и с социаль-

ным пакетом в кармане.

Сегодня мы восседаем, чтобы творить Божественную спра-

ведливость на неудобных стульях. Возвращать ее на положен-

ное место, как украденный кошелек или зря растраченную

девственность. Люди в зале суда не совсем люди, а как бы их

вязаные аналоги, чтобы действие имело театральных характер

и звонкий пафос. А еще — чтобы эти серийные убийцы после

освобождения (всегда не более 12 лет тюрьмы, даже насильни-

ку младенцев, даже чему-то стоящему) не выследили своих

обвинителей. Существуют специальные фабрики, которые пря-

дут Судебные Нитки; конечно, такие фабрики существуют,

ведь в Венесуэле есть кладбище для лабутенов; есть горе сотен

заплаканных девочек, хоронящих свои туфли; ведь на Байкале

есть насос, который профильтровывает рыбье дерьмо, чтобы

озеро оставалось чистым; ведь в Каннах есть сады, где пальмы

плодоносят золотыми ветками; конечно, существуют и волшеб-

ные фабрики, где тысячи фей-эмигрантов с бурым цветом кожи

денно и нощно прядут пряжу для судебных костюмов. Вол-

шебные нитки пахнут чужими странами, но индустрия парфю-

мерии не дает присяжным задохнуться. В общем, все вязанные,

и значит, уже как бы не люди, что позволяет ничего не прятать

и обнажать все человеческое. Каждому хочется впаять макси-

мальный срок. Конечно, если ты в вязаном шлеме и все шлюзы

открыты, ты хочешь, чтобы девочка, укравшая баранку, отпра-

вилась на электрический стул. Волшебные нитки вберут в себя

горести; волшебные нитки опутали совесть. Только так и никак

иначе можно стать полностью человеком.

Я хочу, чтобы судья имел шутовской колпак, и, раскачивая

головой, издавал погребальный звон. Я хочу, чтобы у присяж-

ных в вязаной непроницаемости

была прорезь в промежности,

чтобы они могли, так сказать, в более тесном контакте друг с

другом обсуждать приговор. Я хочу, чтобы казни снова транс-

лировали по радио, крики умирающего по радио, я хочу бил-

борды с жертвами, я хочу умереть. Но я сижу на новом стуле,

последний ряд, самые дешевые места на утреннее представле-

ние. У меня спазмы анальной решетки, геморрой кровоточит на

казенный стул, я закидываю ногу на ногу и меняю положение,

но мне ничего не может помочь. Моя запущенная ректальная

304

Нежность к мертвым

реакция уже пропускает сквозь нервы боль, а значит представ-

ление испорчено.

Слепой мальчик гладит парализованную женщину по се-

дым волосам. Одна из присяжных говорит, что почему-то пах-

нет рыбой. Все ждут обвиняемую. Скоро она должна войти,

пройти мимо нашего амфитеатра, встать за кафедру и начать

свою прелестную историю. Она должна ответить, на кой черт

убили учительницу французского. На улице весна, присяжным

хочется быть котами и языком готовить свою промежность к

ночной работе. Зал суда раскаляется от сотен зловонных выдо-

хов и горячего солнца. Скоро убийца должна войти в зал. Под

крик «встать, зло идет» мы поднимем наши попки с твердости

казенной мебели, мы вскинем ладонь в приветствии чудовища,

а затем сотрем его с лица земли нашим приговором. Я слышу,

что кто-то шепчет «двенадцать смертных казней подряд», и

кто-то поддерживает «да, одну за другой, без передышки», и

третья говорит «…множественные оргазмы», а я хочу выйти из

круга смерти и рождения. Мне хочется открыть окно и шаг-

нуть. Но судебные окна очень узкие, убийце запрещено убивать

себя самому. Вязаные палачи возьмут все в свои руки и свя-

щенным жертвоприношением успокоят волнения общества. Как

известно, рак груди, молочница, экзема и катаракта существует

по вине серийных убийц. Как известно, плодоносящая мать

полезна для общества. И вот она здесь — убийца/плодоносящая

мать — огромный гранат, в сотах которого змеи, огромное чудо-

вище, как бы кентавр, у которого верхняя часть – обезобра-

женный челюстями хищника женский круп, а нижняя – пло-

доносящий гибелью и змеями гранат, мы отрываем себя от

стульев, мы приветствуем хрупкую женщину, героиню таблои-