Нежность к мертвым
Шрифт:
ность которого еще не проступила сквозь тайну; Нико, о кото-
ром не знают и о котором говорят.
Миз М., вчерашнее платье, дождь за окном. Прожила всю
жизнь в Новом городе, в доме с затасканными гардинами, а три
года назад у нее случился любовник. Вроде бы, любовник. Она
не помнила, чтобы вступала с ним в связь. Но, может, вступа-
ла. Кажется, на горизонте брезжит, что она не уволила Нико,
потому что тайна не была такой уж тайной,
с Нико, она — вступала, и должна была четко знать, что же он,
Нико, такое; и она знала, или ей кажется, что знала, потому
что это было в темноте, несколько раз как с женщиной и не-
сколько раз как с мужчиной, забыв задернуть облезлые гарди-
ны — ну и черт с ним, никто не подглядывал — и именно по-
этому не было смысла лишаться Нико, ведь тайны уже давно
никакой, но она как бы умышленно все забыла и подняла пыль
и крик, когда выяснилось, что дома у Арчибальда Нико разде-
ли и даже трогали. Она не ревновала и вообще ничего к этому
не чувствовала, только не понимала — зачем же было трогать.
69
Илья Данишевский
С пустой бухты, которую никто не мог найти уже тридцать
лет, до дома донесся плеск, потом крикнула чайка — неясно,
почему убийца не кидал свои тела там, нет, он только и делал,
что оставлял их для стареющего констебля, они были любов-
никами — он и констебль — сильнее и преданнее, чем все дру-
гие, не устающие развлекать друг друга всю эту жизнь, и трупы
находятся только там, где этот крепыш может отыскать их,
хотя миз М. сомневалась сможет ли он отыскать хоть что-то в
собственных штанах — потом все заглушил дождь.
Она вспомнила, что нет, любовник был именно любовни-
ком. Он не имел никаких подоплек и сложностей, и уж он-то
хорошо ориентировался в собственных штанах; не рисуя нико-
гда в жизни и не учась этому делу, он вслепую мог нарисовать
эту широкую белую дорожку меж двух круглых прудов — и в
этом деле, дорисовывая для правдивости осоку паховой шерсти
вокруг прудов, преуспел бы лучше, чем гнилой художник Арчи.
Они были любовниками, и это ясно, у них случилось несколь-
ко раз, и миз была разочарованна, что в его рассудке — работал
с водой, работал на призрачной бухте и выуживал оттуда тру-
пы, работал выуживальщиком трупов всю свою жизнь — и
сквозь весь его мозг только и проходила что белая широкая
дорога меж двух мохнатых полушарий. Говорил, что у некото-
рых в горле застревают личинки стрекоз, что особо облезлые
черепа загажены чайками. Их отношения быстро пришли в
негодность, и она перешла на пару месяцев в руки доктора с
замысловатой фамилией. Тот говорил, что нужно менять образ
жизни, что это, дословно «плоскостопие чувств», «апатия»,
«вялость», а миз М. знала, что это «мертвость», что она уже
разложена и прошла несколько стадий гниения, что она уже
далеко не здесь, что это вовсе не остросюжетная проза, а бес-
сюжетная тьма. Она жаловалась ему, что «цветы начали тлеть с
лепестков, когда лепесток умирал, он засыхал и обламывался,
потом обломились стебли, а новые цветы так и не выросли»,
они предавались вялой постели с этим доктором, а он все гово-
рил «апатия-апатия», но никогда, – что же с этим делать.
Словно ключ от замка потерялся, понятно, что все не так, но
не знаешь, куда сместиться и что предпринять, чтобы измени-
лось. Сердечная скупость, моральное плоскостопие и атрофия
сердца; в четырнадцать случился гнойный перетонит, она мол-
чала и не жаловалась на боль, а потом аппендикс лопнул и
70
Нежность к мертвым
забрызгал горячим гноем полость желудка и опалил все внут-
ренние органы. Может, тогда было повреждено и сердце. Вы-
глядывая в окно, она все еще продолжала видеть этих влюб-
ленных и думала, что они притворяются и играют сами с собой
так хорошо, что уже — верят.
Она никогда ничего не чувствовала. Только это желание,
чтобы день поскорей закончился, и начался другой, и он по-
скорей закончился, и начался третий, и все. Где-то там за этой
вереницей наступит Все.
Первый выуживал трупы, и говорил, что два мертвеца вен-
чались глубоко под водой, а он не мог подцепить их багром;
второй – что-то об апатии, а третьим был Нико, с которым
бессмысленно, зато сегодня как с мужчиной, а завтра как с
женщиной.
Может, в других городах, где дождь имеет свойство закан-
чиваться, все иначе. Но она существовала только здесь, и в
городе всегда дождь, чайки и прохожие всегда мокрые, этот
вечный запах промокшего, сырых церквей и сырой веры. К
кошмарной ночи все прячутся, и потом все повторяется. Но
миз М. даже в эти ночи, когда Богу снятся кошмарные сны, не
боится. А она бы хотела хотеть бояться, но не хватало сил;
никогда не хватало сил захотеть хоть чего-нибудь, трюфелей,