Нежность к мертвым
Шрифт:
запястье Шумана, шептала (когда хотелось крикнуть), чтобы
отец не услышал». И конечно, этому солдатику стало как-то не
так, как должно быть, все мечты это темные отмели, где иногда
отыскиваются утонувшие девицы и солдаты, которым предсто-
ит оттащить их на сушу, часто совокупляют их или те, кто не
хотят от страха, хотя бы разглядывают их гениталии, чтобы
ощутить в себе, воспитать в себе желание женщины, и если
этого желания нет, когда смотришь
слипшихся от ила волосков внутри пизды и представляя вме-
сто ила возбужденную до слизи пизду, то всегда обманываешь
себя, что все дело в мертвости. Что все дело в мертвости, а не
женщине. Откуда оно идет? Из самого центра. По такому же
закону, один педераст всегда видит другого в толпе. Нет важ-
ности, какова внешность или что-то другое, они всегда видят и
узнают, черная метка пересекает щеку, выбрита ли эта щека
или покрыта бородой, черный шрам пересекает зубы, пересека-
ет грудные мышцы.
Это черный мол, черная заводь, с литрами воды и тоннами
ила, любые мыслимые конструкции приходят на помощь во
время глубокого и липкого страха, – Ингеборг расстегивает его
штаны. Ему кажется, что жизнь изменится, красавица Инге-
борг, у которой строгий отец, которую каждый желал бы, –
желания своей плоти именуя желанием свадьбы, – каждый
желал Ингеборг, и вот она досталась лишь ему, но она говорит
«я спала только с женщинами», и это обращает его к центру
собственной воронки, но он ничего не говорит, ведь никогда
нет никакого толка говорить, что Карфаген уже разрушен, что
есть люди, чей Карфаген — от рождения разрушен каким-то
65
Илья Данишевский
нелепым стечением звезд, ведь существуют и иные: девочки,
утонувшие, изнасилованные отцами, или, скажем, Авель, всегда
есть чей-то жертвенный пример… Ингеборг расстегнула его
штаны, и он возбудился, потому что возбуждение может про-
исходить от страха, потому что бывают тела с особым темпера-
ментом возбудимости, потому что он унесся к воспоминанию о
велосипедном путешествии к Козьему Мысу, когда рядом с
ним ехал его друг, и все возбуждение, нарастающие скачки
внутри шеи – все это можно списать на быструю езду, а потом
он думает о покое Козьего Мыса, когда она гладит, немного
царапая, шею. Но она была только с женщинами, а он не хочет
на такой жениться, ведь чистая идея свадьбы есть только в том,
кто темный ил, и где можно не опошлять ее багровостью своих
утренних желаний, где твое лицо искривлено штаммом педера-
стии, где можно углубляться в критское строение ее умозаклю-
чений…
что Ингеборг – узкая, как смерть, и нельзя выскользнуть.
Ингеборг, как смерть, обхватила его со всех сторон, выну-
дила его устремиться к иному концу туннеля, разрушить ка-
менный завал и вырваться к светлой матке, она крикнула, он о
чем-то подумал, застонал, лопнуло несколько фантазий, он
почему-то увидел, как она превратилась в призрак Козьего
Мыса, увидел лицо того друга… он кончил, опадая на теплые
плечи этого друга и прижимая к себе Ингеборг, которая пред-
ставляла, как та, другая Ингеборг, предназначенная лишь ей
самим случаем, воткнула в нее свои пальцы, погрузила до са-
мой сердцевины, сделала прямой массаж сердца, что-то вырва-
лось из сердца, жаркое и по субстанции, как кишки морского
угря (который часто подавался к ужину, и Ингеборг первым
делом, даже раньше, чем вынуть кости, потрошила его длинный
живот, чтобы разглядеть кишки), и прилипло к пальцам неве-
домой любовницы.
Ингеборг позвала звуки смерти. Но ничего не ответило
Ингеборг. Он лежал рядом, она ненавидела его. Весь песок
высыпался на пол. Действительно, когда сперма засыхает, она
напоминает комки белого песка или кокаин. Ингеборг впервые
попробовала кокаин спустя два года. И с тех пор ощущает
иную, волшебную Ингеборг, в собственной коленной чашечке.
Если ждать лет тридцать, та придет навсегда. Та обижена за
этот случай, свидетелем которого была, незримо была всегда,
66
Нежность к мертвым
всех случаев, которые происходили в ту или иную минуту с
Ингеборг. Ощущение кокаина были контактом, методом прямо-
го соприкосновения с коленной чашечкой, с потаенной Инге-
борг, с истиной и даже Богом. Она мастурбировала, наблюдая
серебристое сияние над горой Сион, крутила по кругу, звала
дудку смерти, звала потаенную Ингеборг, звала дудку на жизнь
того проклятого солдата, умирала, плакала, звала фугу, как
вихрь, что сметет Города, сметет цивилизацию, звала многото-
чие, звала надорванность… две паучихи, сросшиеся ногами,
плакали зимней темнотой, вспоминая день, который вбился
меж ними, воткнулся в тот шанс, который мог стать их встре-
чей, в тот день, когда член пронзил собой ночь, красавица Ин-
геборг, смерть ее дудка, когда лопнуло в самом воздухе, когда