Никита Никуда
Шрифт:
Дом напротив проснулся, открыл глаза. Час уже был шестой, светало. Солнце, взломав темницу, взбиралось на горизонт.
– Так что ты про телеграмму?
– спросил Антон.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Телеграмма, полученная мной суток трое назад, привела бы в восторг филологию. Семиотика вкупе с семантикой долго грызли бы карандаши, добиваясь ясности. Телеграмма ввергала в скорбь, будила воображение, в тупик ставила и меня, и всех, кому я ее показал. Но только не телеграфистку города Съёмска, которая приняла подписанный неким Мотнёвым бланк. Впрочем, если оплачено, почему б и не принять, пожав плечами
'Умер в запое запое запое племянник Антон рукав отхватили покойники нах паяльник находится зпт в тумбочке им ими и пытан тчк король не узнал на монете свой профиль чеканщик казнен тчк с вас 400 ибо доски мои за гроб по гроб жизни Мотнев'
Тройной запой указывал на продолжительность мероприятия и, как хотите, звучал, словно запев. Или бодрый рефрен, отчего и глаголу умер как-то не верилось. Фраза про короля явно выхвачена из другого текста и с паяльниками и покойниками не сочеталась смыслом никак.
Странно, как вообще телеграмма меня нашла в столь краткие сроки, ибо в адресе значилось некое Тамбовское обло, хотя город был вписан относительно верно: На-Дону-Ростов. Однако вместо Геннадия, каковым я считался с рожденья, адресовано было Евгению. Возможно, одну в Тамбов отправили, применив к подателю, по гроб жизни Мотневу, специальный тариф. Фамилия, впрочем, была моя, то есть Петров, но в Ростове вкупе с Тамбовом - сколько таких?
И вот - рыжий пес бежал краем платформы, поезд же замедлял ход. Я хмуро оценил движение вагона относительно пса и относительно берега, на который через минуту мне предстояло сойти. Склонность моя к наблюдательности, привычка выводить умозаключения из незначительных фактов зачастую удручают меня. Насколько всё относительно в этом мире, размышлял я. А ещё и встречающие сновали - относительно перрона, меня и друг друга. С крон, словно с трона, турнуло стаю ворон, демонический вид которых нагонял уныние. Как хаотично всё. Что ни возьми за точку отсчета в своем движении по миру, все равно окажешься в дураках.
Я вытряхнул эти мысли. Пес убежал в начало состава. Поезд замер после непродолжительных судорог, дернувшись напоследок так, словно ему переломили хребет.
Еще полчаса назад я не знал, что сойду именно здесь. Да и сейчас не был вполне в этом уверен. Билет взят был до Съёмска, бывшего конечной станцией.
Имея сорок лет за плечами, я научился не поддаваться внезапным импульсам, оставляя время на размышление. Иной внутренний советчик, притаившийся на уровне третьего или четвертого я, может намеренно ввести в заблуждение. Бывает, что морочат внутренние голоса. Я еще поразмышлял минут пять, зная, что поезд стоит здесь долго. Неосознанная тревога, возможно, ложная, не оставляла меня. Покуда рок принимает решение - как на это решение повлиять?
Маневровый тепловоз, мордой напоминая индейца в боевой раскраске, выгуливал вагоны по второму пути. В другом окне был виден зеленый дырявый забор, обшитые досками строения того же цвета: пакгаузы, склады, депо. Здание вокзала мы проехали.
Если я останусь и продолжу путь, то еще засветло буду на месте. Вот именно: засветло. А надо бы тихо, втайне от всех. Но не хотелось подвергать себя дополнительным приключениям, покинув комфортабельное купе.
Я все-таки подхватил сумку, встал. Кивнул плюшевому медвежонку, забытому какой-то мамашей и ее малышом. Проходя вдоль вагона, убедился, что он почти пуст. Пассажиры с саквояжами ссаживались на перрон. Следующая станция и была конечной. Тех, кто всегда следует до конца, не бывает много. Однако, чтобы заглянуть за грань, надо к ней хотя бы приблизиться. Я сошел.
Пес, ошалевший от удачной охоты - такого
Вокзальное радио потребовало тишины и огласило отбытие. Пассажиров, оставшихся от поезда, разобрали встречающие.
Внутренний интерьер вокзала остался нетронутым с тех пор, как я был здесь последний раз. Те же гнутые сиденья в маленьком зале ожидания, то же их количество, так же они пусты. Те же копии живописи в позолоченных рамах на полстены: Рожь золотая, Утро в сосновом бору, даже Ленин в Шушенском. Прогнав воспоминания, пережитки прошлого, я прошел его сквозь и вышел на привокзальную площадь. Наружный вид здания и вовсе пришел в негодность. Зеленая краска облупилась, доски отстали, но ремонтировать его никто не собирался, поскольку рядом возводилось новое, кирпичное, предполагавшее два этажа. Строителей не было видно. Может быть, понедельники у них нерабочие.
Сквер, павильоны, закусочные. Привокзальный хлам. В одном из киосков мне подогрели хот-дог. Я купил областных газет, чтобы быть в курсе местных событий, одну за другой их прочел. И отправился бродить по городу, убивая время до сумерек, а как только свет иссяк, вышел на пересечение Линейной и того же Ленина, где сориентировался.
Улица Линейная - в моем городе тоже такая была - начиналась в километре от перекрестка складами Агропромснаба и заканчивалась мыловарней примерно на таком же расстоянии отсюда. В центре преобладали стандартные пятиэтажки, теряя в росте ближе к концу, а дома на окраине едва не сливались с землей, из которой росли. Безупречный ранжир шеренги портило здание мыловаренного завода с двускатной крышей, напоминавшее дебила в пилотке, который вечно путает, где право, где лево, забывает свое место и всегда нарушает строй. Я миновал его кирпичные стены, пустырь, занятый под свалку строительного мусора и вступил в лес.
Дорога вильнула было влево, но тут же спохватилась, выровнялась. Свалка, мыловарня да и весь городок нескоро, но скрылись из глаз. Сосны шумели - пока приветливо. Сгущались сумерки. Терялись тени. Я отошел километра на полтора, когда меня догнал порожний лесовоз. Остановился.
– До Съёмска, - сказал я в распахнутую дверцу.
– Садись.
Мне всегда казалось, что слово Съёмск для непривычного слуха должно быть лишенным смысла. Язык, спотыкающийся о твердый знак, встряхивать, как на ухабе. Мне-то ничего, я привык. В Съёмске во время оно собирались искатели приключений. Снимались на пушной промысел. Золото мыли с невеликим, правда, успехом. Позже проходу не было от искателей руд. База их здесь была. Последний надежный форт.
Шоссе петляло в соответствии с рельефом: влево, вправо, вверх, вниз, а сзади громыхала телега, вцепившаяся в хвост КамАЗа, словно грохочущий кусок тьмы. В кабине попахивало отработанным топливом, но я к этому скоро привык.
Водитель не проявлял любопытства к моей персоне, да и сам на мои попытки его разговорить предпочел большей частью отмалчиваться.
Подхваченный порожним попутным фрахтом, я некоторое время любознательно пялился по сторонам, но свирепый серп луны напрасно боролся с тьмой, обозначая лишь силуэты: справа - железнодорожная насыпь с редкими будочками и переездами, слева - леса сплошная стена.