Никто
Шрифт:
Дина Валентиновна.
– - А мне другую чашку кофе, этот уже остыл! (закуривает новую сигарету).
Беляев.
– - Жажду сделать вам комплимент, Иннокентий Федорович -- кабинет у вас просто замечательный.
Анненский.
– - Да, это моё самое любимое место в доме. За исключением, пожалуй, кровати. Когда за окном непогода или мне нездоровится -- там моё место работы.
Дина Валентиновна.
– - Еще у Кени, вы мне простите, господа, что я по-домашнему его зову, всегда на столе лилии. Мы ему покупаем. Раньше сами выращивали, а теперь покупаем.
Анненский.
– - Да, Диночка моя незаменимая помощница! Чтобы я без неё делал?
Ольга (сидит, отвернувшись в сторону, затем обращается к Маковскому).
– - Сергей Константинович, когда же выйдет первый номер вашего журнала. Мы все в нетерпении!
Маковский.
– - Ольга Петровна, у нас небольшие трудности с финансами. Я думаю, мы с ними в скором времени управимся, а что касается материала для номера, то его достаточно. Так что полагаю, в сентябре-октябре наше детище предстанет перед строгим судом публики.
Платон.
– - А позвольте спросить, а в чём всё-таки затруднения с финансовой стороны? Не хватает капитала?
Маковский.
– - Извольте! Средств у нас сейчас достаточно для выпуска первых трех-четырех номеров. А потом... Потом надеемся на подписку. Наши читатели это взыскательная публика, любящая искусство, но и, кроме того, публика состоятельная.
Платон.
– - Собственно, доход будет небольшим?
Маковский.
– - Это так. Наша цель не прибыль, а распространение идей аполлонизма, то есть прекрасного.
Платон.
– - Выходит, что гонорар для авторов будет ничтожно малым?
Маковский.
– - Отчего же? Для этого мы средства найдем.
Анненский.
– - Платон, ты так настойчиво интересуешься финансовым вопросом, что уже смутил нашего любезного Сергея Константиновича.
Ольга.
– - Уж не хочешь ли ты сам что-то написать в журнал? А впрочем, о чём я говорю -- у тебя никогда не было склонности к литературе.
Дина Валентиновна.
– - Тебе, всё бы пустить шпильку мужу!
Появляется Арефа с ларцом. Ставит его на стол перед Анненским, а потом подх о дит к Дине Валентиновне, ставит её кружку на серебряный поднос и удаляется.
Анненский.
– - Ну, вот и ларец! Чтобы вы хотели послушать?
Нина.
– - Иннокентий Федорович, скажите "Стансы" или "Старую шарманку".
Ольга.– - "Смычок и струны".
Анненский (внимательно посмотрев на неё).
– - Пожалуй, прочту, если угодно.
Открывает ларец, перебирает бумагу, находит нужный лист. Начинает читать.
"Смычок и струны"
Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет,
И не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых...
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял, и кто-то слил их.
"О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно, ты та ли, та ли?"
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.
"Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно..."
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.
Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасил
До утра свеч... И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.
Прочитав, роняет лист ы на пол и не подбирает их . Все молчат какое – то время, как бы обдумывая услышанное.
Беляев.
– - Чудесно, потрясающе! Иннокентий Федорович вам бесспорно надо печататься.
Валентин.
– - Как это тонко, отец!
Маковский.
– - Да, свежо, удивительно свежо! И как глубоко! Смычок слился со скрипкой в одно целое. Но воля музыканта важнее, только она может соединить их вместе. Если делать широкое обобщение -- музыкант это сама жизнь, в чьих силах нас сводить и разлучать.
Нина.
– - Интересно, кто эти смычок и скрипка? Иннокентий Федорович, вы не раскроете загадку?
Анненский (неуверенно).
– - Ниночка, это всего лишь поэтический образ, пришедший в мою голову во время поездок в поезде. Знаете, под стук вагонных колес о многом думается.
Ольга.
– - Какой, право, здесь интерес, Нина? У Иннокентия Федоровича много поэтических образов, надо только внимательно слушать!
Нина (обиженно).
– - Можно и не говорить, я сама догадываюсь.
Платон.
– - Да что тут думать? Смычок и скрипка это поезд и вагон, в котором ехал Иннокентий Федорович. Я сразу понял. (Все удивленно смотрят на него).
Дина Валентиновна.
– - Кеня, голубчик, хочешь дольку апельсина?