Никто
Шрифт:
Беляев.
– - Милая Наталья Владимировна, писать на самом деле утомительно и скучно, ведь вдохновение приходит не каждому.
Наталья (кладет ручку).
– - Пожалуй, вы правы! Я не смогу долго усидеть на месте. Бывает так тяжело иногда на этих вечерах, где читают прозу или стихи -- всё хочется подняться, вспорхнуть, полететь. Хочется свободы и воздуха, словно я птичка какая.
Беляев.
– - Полностью согласен с вами, в таких обществах обычно скучно. Тем более, в доме ваших родственников Дины Валентиновны и Иннокентия
Наталья.
– - Нет, что вы!
Беляев.
– - Здесь всё замечательно, обстановка, кабинет, но вы не обессудьте, Иннокентий Федорович и его жена будто явились из прошлого века. Кажется, вот-вот откроется дверь и появится покойный государь Александр II со своим двором и в той же одежде, какую тогда носили. Всё вокруг сухо, трезво, установлено наперёд. Но, смею думать, холодная чопорность в доме не заменит вам теплыни жизни за окном, её впечатлений и красок.
Наталья.
– - Да, да, наверное, но я присуждена здесь жить!
Беляев.
– - Заведите любовника, и он скрасит ваши серые будни.
Наталья (смущенно смеётся).
– - Ах, что вы такое говорите! Я верна мужу, у меня и в мыслях такого нет!
Беляев.
– - Наташенька, милая Наташа! Это настоящая жизнь, не придуманная, и если не хотите прозябать в литературных салонах, то подумайте о моих словах. А кабинет замечательный! Здесь уютно и, действительно, хочется писать, творить, не то, что у нас, в редакции. Вот где, я вам скажу, место так место: грязь, накурено, сотрудники слоняются от стола к столу и отвлекают разговорами. В общем, настоящая клоака. Признаться, я, поэтому не пишу своих статей в редакции.
Наталья.– - А где?
Беляев.
– - Как ни странно в ресторане. Заказываю отдельный кабинет и сажусь, пишу.
Наталья.– - А вы сразу сделались репортером? Вас тянуло к этому ремеслу? А то знаете, бывает, люди себя ищут, ищут, мучаются, как мой Валентин. Ему скоро тридцать, а он все себя ищет, только никак не найдет.
Беляев.– - Наташенька, я перед этим занимался многим. Как говаривал писатель Куприн, я перепробовал почти всё, кроме беременности. И вот нашел себя в писательстве. Кстати, Наташа, не хотите составить мне как-нибудь компанию в ресторан? Я покажу вам, так сказать, мастерскую писателя, его кухню. Вам будет очень интересно, обещаю!
Наталья (неуверенно).
– - Отчего же? Пожалуй, я смогу принять ваше предложение. Когда мы с Валей будем в Петербурге...
Беляев.– - Только я вас умоляю, душечка, приходите одна. Писательство это такая вещь, которая не приемлет широкой публики. Это интим души. Кстати, вы слышали забавную историю, недавнюю?
Наталья.
– - Нет.
Беляев.
– - В Летнем саду повесили объявление, что весь вечер перед публикой будет петь Шаляпин, причем петь бесплатно, что по нынешним временам большая редкость. Собралось много публики, человек эдак триста, и представляете, что случилось? Устроители вынесли граммофон и поставили его пластинки. Итак, весь вечер Шаляпин пел в саду. Каково? (Смеётся).
Наталья (смеется).
– - Да, смешно. А вы женаты?
Беляев.
– - Женат, Наташа. Но, как писал Надсон: "Только утро любви хорошо". Когда-то она была другой, а теперь жена чужой мне человек, грубый, скучный, а душе нужно иное. Душа требует любви! Вот так-с! Так я смею надеяться?
Наталья (весело грозит пальцем).
– - Ах вы, баловник! (Кокетливо). Не знаю, не знаю, это кажется не совсем приличным...
Открывается дверь, входит Анненский и Дина Валентиновна.
Анненский.
– - Юрий Дмитриевич, Наташа?
Наталья.
– - Я показывала кабинет Иннокентия Фёдоровича. Юрий Дмитриевич попросил.
Беляев.
– - Наталья Владимировна была так любезна...
Дина Валентиновна.
– - Наташа, голубчик, проводи гостя в гостиную! Мы сейчас к вам присоединимся.
Наталья и Беляев выходят.
Кеня, когда ты собирался сказать, что хочешь оставить службу? Эта вертихвостка Ольга уже знает, а я в полном неведении.
Анненский.
– - Диночка, я долго обдумывал и собирался сказать. Сейчас начинается журнал, новое для меня дело, но интересное, безусловно! И я написал уже несколько материалов: статью, стихи. Всё это будет издано.
Дина Валентиновна.
– - Но я собиралась зимой в Париж! Ты же знаешь, что я каждый год зимой бываю во Франции. Мне надо развлечься, а тут такая скука! А ты хочешь меня оставить без денег?
Анненский.
– - Нет, я всё продумал. Я подам прошение об отставке, но с просьбой оставить в ученом совете. За это причитается плата. Еще у меня есть курс лекций на высших женских курсах Раева. Ну, еще, я думаю, будут гонорары за издание статей.
Дина Валентиновна.
– - Ох, не знаю, не знаю! Мне что-то боязно. И зачем тебе это надо? Тебя же никто не гонит из министерства! С попечителем округа Мусиным-Пушкиным у тебя прекрасные отношения.
Анненский.– - Нет, я больше не намерен служить! Мне всё это чертовски претит -- эта служба, разъезды по округу, экзамены, ученые советы. И везде пустота, ничтожество, серость. А мне адски хочется покоя! Ты даже не представляешь!
Дина Валентиновна (недовольно).
– - Ну как знаешь! Но помни, тебе надо беречь семью, нас с Валей. Я уже немолода, мне немного осталось, недолго буду тебе обузой. Потом найдешь себе жену моложе... (всхлипывает, прикладывает платок к глазам).
Анненский.
– - Ну, перестань, прекрати, ей-богу!
Дина Валентиновна.
– - Ты же меня любишь, Кеня?
Анненский.– - Конечно, Диночка! Конечно!
Занавес.