Нивей И Аурей
Шрифт:
Его поразила такая скорая перемена, произошедшая с другом. Из холодного, вечно недовольного всем и брюзжащего циника он всего лишь в течение одного взгляда на незнакомую девушку превратился в восторженное, обожающее ее существо. Но самое удивительное было то, что процесс превращения еще не завершился, и каких масштабов достигнет в будущем эта личностная трансформация, невозможно было себе вообразить. Нет, оно понятно, что ангелы есть чистые и искренние создания, трепетные внутри вне зависимости от той маски, которую они носили снаружи, да и девушка была, бесспорно, хороша, но не до такой же степени, чтобы вот так, в одночасье из-за нее ангелу потерять голову? Разве что это,
– Любовь! Это любовь, мой Рыжий друг!
– подтвердил его догадку и опасение Белый.
– Мне кажется, нет, я уверен, что влюбился! Я люблю! Я познал, наконец, земную любовь!
– Вижу я, вижу, - отвечал Рыжий, с еще большей опаской заглядывая в лицо друга.
– Но ты бы все-таки не торопился с выводами, а, Белый? Земная любовь все же не для нас с тобой. Она вообще-то разнообразна, но, прежде всего, для нее нужны двое, ты и еще кто-то. Тебя я вижу, а вот пара твоя где? Ты глазки-то протри, может, попало в них что постороннее, может, просто что показалось? И вообще, что ты так распалился? Ты поостынь, сходи, пивка попей...
– Какого пивка! Что ты несешь, Рыжий! Мне ничто уже не поможет, и я несказанно рад этому обстоятельству! Любовь накрывает тебя, как звездная лавина! Она возвышенна, чиста и не требует ответа. Чем меньше взаимности, тем глубже переживания. Достаточно просто смотреть и обожать! Я уверен, я познал ее, земную Любовь!
– Думаю, ты подцепил здесь какой-то вирус... В смысле, ты болен! Но ведь - Каки! Это же Каки, друг мой! Какая здесь может быть любовь? Только, как ты понимаешь, какская, - привел Аурей привычный и ранее беспроигрышный аргумент, но Нивей так посмотрел на него, искоса, через плечо и сверху вниз, и при этом так оскалился, что Рыжий решил отступить, пока. Он подумал, что будет лучше выдвинуться подальше вперед и как следует рассмотреть предмет внезапной страсти друга. Что и проделал незамедлительно.
Девушку звали Вика, выяснить это для Аурея труда не составляло, тем более, что многие встречные мужчины протягивали к ней руки и восклицали: Ах, Вика! Вика, постой! Ну, куда же ты, Вика! Но Вика никого не слушала и не слышала, она шествовала прямо по тропе любви, отряхивая прах со своих прелестных ножек. Да и какой прах? Ничто земное и низменное не приставало к ней изначально. Рыжий забежал вперед и заглянул в ее лицо, и немедленно пришел в неописуемый восторг, и, если бы не суровая необходимость спасать друга, сам упал бы, сраженный, к ее ногам.
Еще бы!
Каштановые кудряшки над высоким открытым лбом Вики парили и светились в лучах солнца, словно нимб. Широко распахнутые глаза, точно глаза младенца, смотрели на мир с восторгом ежесекундного познания нового, а наивная улыбка ярких губ предназначалась каждому и согревала всех. Немного вздернутый носик выдавал ее несколько взбалмошный характер, но ведь такой женщине можно простить любой каприз! На сгибе согнутой в локте левой, развернутой ладонью вверх, руки, она несла плоскую красную сумочку, которая вместе с круглыми коралловыми клипсами на ее ушах составляли ансамбль, добавляя три страстных нотки к ее образу непорочной наивной девочки. Небольшие, но плотные, как свинцовые ядра груди девушки были высоко подтянуты маленьким лифчиком, и она весело несла их перед собой, словно два кулака за пазухой. А если принять во внимание торчащие в стороны сквозь воздушную, создающую лишь видимость покрытия ткань соски, - то, как два кукиша.
Когда, в своем изучении внешности Вики, Рыжий дошел до ее попки, благодаря упоминавшемуся уже лордозу представленной в невероятно соблазнительном ракурсе, он почувствовал, как в нем зашевелилось нечто такое, чего он в себе никогда не подозревал. Рыжий аж застонал от сладостной невыносимости распустившегося в нем неведомого чувства. Он исторг из себя восторженный стон с таким жаром, что экзистенциальное переживание его каким-то неведомым образом выплеснулось во внешний земной мир, так, что даже Вика почувствовала необычное напряжение полей вокруг себя и удивленно оглянулась по сторонам.
Ах, эти глаза! Этот взгляд!
Рыжий поторопился отвалить в сторону, словно тихоходный катер, не в силах состязаться в скорости со стремительно несущимся под всеми парусами чайным клипером.
Описав полный круг, он присоединился к тащившемуся позади на утлой унылой лодочке Нивею, и вместе они продолжили преследование, держась позади на приличном расстоянии, но в виду вымпела девушки Вики, ласкаемые ее кильватерной струей.
Мелькание белых босоножек гипнотизировало, завораживало. Перебор плоских каблучков отзывался уверенным стуком о плитку мостовой. Для белокурого ангела они звучали, словно барабаны судьбы. Златокудрый ангел чутко улавливал заданный ритм и ровнял по нему свой шаг. Друзья с восторгом, к которому в полной мере даже не были готовы, погружались в реалии земной жизни. Их сердца бились и ощущали по-новому. Но их головы совсем позабыли, что земная реальность обманчива, что она всего лишь мираж и сон.
И в какой-то момент ангелам вдруг показалось, что пространство впереди превратилось в огромное зеркало, перегородившее улицу поперек, и они все вместе к нему приближаются. Изображение в зеркале узнавалось, как отражение.
– Что это?!
– воскликнул Нивей, протягивая руку к Рыжему.
– Смотри!
По улице навстречу Вике приближалась... еще одна Вика!
– Да нет!
– сказал Рыжий и помотал головой.
– Не может быть! Они что здесь, клонируются? Возникают самопроизвольно, из воздуха?
Он издал нервный смешок, который, в общем, был для него не характерен. Белый вторил другу с секундным запозданием.
Встречная женщина приближалась с той же скоростью и той же трепетной походкой, которой шла Вика. Издали похожесть была стопроцентная, и лишь по мере приближения стали заметны отличия, которые, если объединить их одним слово, заключались в следующем: Вика была моложе. Но вот, насколько моложе, определить было почти невозможно. Ответ крылся в деталях, а они были мастерски замаскированы.
Другая была так же высока и стройна, как Вика, но платье ее при ближайшем рассмотрении оказалось не чисто белым, а нежно-кремовым, и каблуки ее туфелек были значительно ниже и устойчивей. Грудь ее тяжело колыхалась с каждым шагом, и под ее тяжестью были округлены плечи женщины и опущены вдоль тела руки, и, конечно, куда-то исчез знаменитый Викин лордоз. Ее, вспененные мелкой волной волосы, ниспадали до плеч, как у Дюрера на автопортрете с розой, да и лицом она была чем-то похожа на классика, и если бороды у нее еще не было, тот пушок усов над верхней губой уже золотился. Зато взгляд был невинным и глаза ее смотрели на мир так же наивно, как и глаза Вики. В общем, возникло полное ощущение, что встретились, если не мама с дочкой, так старшая сестра с младшей. Или наставница со своей ученицей, причем первая смотрела на вторую с явным любованием и гордостью, хотя и не без ревности.