Нивей И Аурей
Шрифт:
Но тут все просто замечательно, как по писанному все сложилось для всех высоких договаривающихся сторон.
Господин Опивкин был избран мэром, и тут же взялся за выполнение своих предвыборных обещаний. В пользу ремонта площади немедленно были перераспределены средства со всех незащищенных статей городского бюджета. Львиная доля средств под заказ тротуарной плитки особого качества для покрытия площади поступили на счет цеха по производству плитки именно того, требуемого особого качества, принадлежащего господину Опивкину. И уже оттуда, в качестве погашения займа, денежки пришли к братве, которая,
В общем, все устроилось ко всеобщему удовольствию, работа на площади закипела и была выполнена в кратчайшие сроки. А когда, в торжественной обстановке, отрезав от красной ленточки погонный метр и затолкав его в качестве бонбоньерки в нагрудный карман костюма, мэр Опивкин поинтересовался, почему до сих пор не включен фонтан, выяснилось, что сделать это невозможно, поскольку к фонтану забыли подвести воду. Отводящие трубы проложили, а подводящие - нет. В общем, праздник пошел насмарку, поскольку настроения праздновать уже не было никакого.
Но, как оказалось, не все цветочки распустились сразу, кое-что осталось и на потом.
Когда праздник отшумел, выяснилось, что прокладка новых труб к новому фонтану теперь обойдется в такую же сумму, как и реконструкция всей площади до того. Потому как такая специфика работ. Ремонт всегда стоит дороже, чем изначальное производство, потому что иначе какой смысл в ремонте? Смысл ремонта заключается как раз в деньгах, которые на него потрачены. А где взять деньги, которые можно было бы теперь на ремонт потратить? Спросить-то за головотяпство было не с кого, счет предъявить было некому, поскольку кампания подрядчик так же принадлежала самому господину Опивкину. Мэром он был молодым, на деньги злым, вот и решил заработать по максимуму. А теперь выходило, что на свои, кровные и заработанные уже денежки ремонт фонтана делать и придется.
А как же такое возможно, чтобы на свои?
В городской казне денег тоже больше не было, и в этом заключалась главная проблема. Были бы деньги в казне, всяко разно нашелся бы способ, как их оттуда изъять, или, как любил выражаться мэр, поднять. Но денег не было. А ведь с братками расчет был еще не полным, с ними вообще, как оказалось, полного расчета не бывает, и они за своей долей не раз уже засылали к нему гонцов. Виталик, кстати, был одним из них. Поэтому-то господин мэр так обрадовался, когда Виталик разнес на куски фару на его бэхе. То, что он там кричал, так это по должности кричал, потому что мэр, и должен быть строгим, а в душе господин Опивкин был даже рад происшествию, поскольку сразу смекнул, что под эту фару в счет долга он сможет списать косарей пять денег. А то и все десять. Деньги, конечно, небольшие, но ведь и их тоже еще где-то взять нужно. А вот левая фара, как ни странно, у него в запасе была, в кабинете под столом, новая, в упаковке, и господин мэр не прочь был ее монетизировать.
Монетизировать, кстати, любимое слово господина мэра.
Оставалось только решить, что с фонтаном делать. Умные люди советовали засыпать его "нахер" землей и сделать клумбу, раз уж все равно в нем воды нет. "Если у тебя есть фонтан, и он не работает, - говорили они, - заткни его!" Но клумба все же не вариант, нет. Конкуренты и так что-то пронюхали, а ведь и новые выборы уже не за горами, и нельзя давать на них противнику ни малейшего шанса. Вот переизберется на следующий срок, можно будет и клумбу, а до того решили заполнять фонтан водой по временной схеме.
И теперь по ночам, когда прохлада и нет посторонних глаз, кроме всевидящих, приезжала на площадь водовозка и заполняла фонтан водой. Струй, конечно, не было, не появилось, веселых и звонких, кто бы их пускал, те струи, но поплескаться вода была. И, заметьте, относительно свежая вода, так как меняли ее регулярно - в рамках полива городских улиц.
Весь этот лихо закрученный сюжет с фонтаном не укрылся от Рыжего сотоварищи, поскольку информация о нем была разлита в пространстве и говорила сама за себя, а всевидящие глаза, про которые упоминалось выше, были, в том числе и их глазами.
Вика отшвартовалась у фонтана, развернув корму так лихо, что сладко заныло непонятно где у не сводящего с нее глаз Нивея. Аурей тоже был задет маневром.
На бортике фонтана, опустив босые ноги в голубую воду, отдыхали два мальчугана в белых панамах.
– Как водичка?
– полюбопытствовала Вика.
– Теплая, - ответил один из мальчишек. Второй ничего не ответил, потому что был занят: сведя набок сжатые от усилия губы, он ржавым гвоздем отковыривал от фонтана импортную голубую плитку Бизацца. Работенка была не из легких, но он с ней вполне справлялся, о чем можно было догадаться по высившейся рядом с его ногой кучке уже добытых голубых кусочков.
– Зачем тебе камешки, молодец?
– спросила его Вика.
Мальчишка не был расположен к тому, чтобы кто-то прерывал его занятие, поэтому он сердито сверкнул глазами в сторону Вики, но, увидев ее, улыбнулся.
– Камешки в аквариум, - сказал он. Помолчал, потом добавил: - Рыбкам тоже нравится, когда у них красиво.
– Да уж, - согласилась Вика, - аквариум и держат для красоты. Какой ты, однако, добытчик!
Она потрепала панаму на голове мальчика, и тот от удовольствия прижал щеку к плечу и замурлыкал что-то неразборчивое.
" Все это хорошо, - подумала Вика, - но какого черта я здесь торчу?"
И тут она увидела того, кто, по идее, сам должен был ждать ее. Здесь, у фонтана.
С большим букетом белых роз наискосок через площадь к ней спешил жгучий, очень жгучий брюнет. На нем были блестящие лакированные туфли и отутюженные белые брюки на кожаном плетеном ремне. Темно-бордовая рубашка с короткими рукавами выглядела так, словно она только что освободилась от упаковки. Широко улыбаясь в густые усы, он посверкивал крупными безупречными зубами, а перед ним и, предваряя его появление, катилась ароматная волна сладкого парфюма.
– Прости, дорогая, - объяснил брюнет Вике, вручая ей букет, - задержался на минутку. В цветочном сдачи не нашлось сразу...
Приняв цветы обеими руками, Вика погрузила лицо в их благоухание.
– Прошу прощения...
– прозвучало у нее за спиной.
Вика оглянулась.
Это был Геша Филинский, всегда серьезный мужчина неопределенного возраста, лет от сорока до пятидесяти, помощник мэра господина Опивкина. По особым поручениям порученец, Вика его хорошо знала.