Ночь печали
Шрифт:
Хотя Нуньес и не обучался военному делу в учебных учреждениях, он был знаком с трудами Макиавелли, а когда-то ему даже представилась возможность взглянуть на копию записей самого Леонардо. Тогда Нуньес работал в доме богатого и образованного человека. Ремеслу плотника он научился у своего отца, а знания в области навигации получил на торговых кораблях, плававших в Средиземном море. Он выглядел намного моложе своих сорока пяти лет, и все его познания не были для него тяжкой ношей. Сейчас он думал лишь о том, как защитить Кай от смерти, да и самому ему не хотелось умирать. Он оказался на стороне испанцев лишь волею случая, но теперь будет делать все для того, чтобы выжить. А кто бы не делал?
— Встретившись с врагом, — продолжил Нуньес, —
Так как Нуньес разрабатывал план битвы, ему разрешили взять в бой меч, к тому же очень хороший, хотя он был евреем. Альварадо сказал, что это немецкая сталь, которая, по его словам, лучше толедской. На следующий день, приготовившись к битве еще до зари, испанцы атаковали тласкальцев, однако вновь в самый разгар сражения тласкальцы бросились врассыпную и спрятались в небольшом каньоне.
— Черт, черт, черт побери! Не могу понять их стиль боя! Нападают и прячутся. Как комары какие-то. Трусы. Это так раздражает.
Впрочем, испанцы, как и ранее, не понесли потерь, и той ночью, раздраженные и разочарованные, Кортес и его офицеры, дождавшись темноты, напали на ближайший город и сожгли его, убив всех, кто сопротивлялся. Они вернулись с женщинами и детьми, которым суждено было стать рабами. Кортес объявил, что этот город под названием Цомпанцинко замирен и освобожден. Каждого сдавшегося пленника клеймили в лоб и объявляли рабом на всю оставшуюся жизнь.
На следующий день все испанское войско подошло к окраине города Тласкала, не встретив и тени сопротивления. Воспользовавшись своим умением появляться из ниоткуда, на горной тропе, ведущей в город, возникла делегация из девяти тласкальцев, передавших Кортесу послание от касика Тласкалы. С помощью Малинцин они объявили, что Тласкала готова сдаться. Касик якобы хотел мира, а чужаков ждали в его городе. Касик также заявлял, что сражение было ошибкой, и просил прощения.
— Пора прекратить это недоразумение, — согласился Кортес, думая о том, не пришлют ли им еще наложниц.
В этот момент Аду, подняв голову, увидел, как из-за скалы выглянул какой-то тласкалец. Разведчик? Рядом с ним появился еще один человек. Индейцы постепенно занимали позиции.
— Кортес, смотри. — Аду указал на тласкальских воинов, сгрудившихся на скалах неподалеку от них.
Сейчас их было уже около тысячи. Индейцы подули в трубы из раковин моллюска, подавая сигнал к бою, и на головы испанцев посыпались стрелы, камни и копья. Сотни воинов с дубинками в руках бросились вниз со скал, яростно атакуя испанцев.
— Во имя Господа и Девы Марии! — крикнул Кортес. — Засада! Уходи, Марина, уходи! — Он подтолкнул Малинцин, стоявшую рядом с ним, к уступу скалы, чтобы она могла укрыться. — Альварадо, защити Марину и отведи ее к другим женщинам. Поторопись.
Прежде чем Малинцин успела сделать хоть шаг, на нее бросился с занесенным мечом тласкальский воин. Сейчас он ее зарубит! Окаменев, Малинцин не могла произнести и слова, зная, что это конец, что пришло время ее смерти. «Нет, — хотела сказать она, — я еще не готова, я еще не все сделала в своей жизни, я еще ничего не сделала». Но такова была ее судьба. Малинцин скорчилась перед ударом, закрыв ладонями лицо, и внезапно услышала свист. Свист и звук удара. Она не решалась посмотреть, что происходит. В конце концов она открыла глаза. Тласкалец, набросившийся на нее, лежал у ее ног с ножом в спине.
— Уведи ее отсюда! Скорее, скорее! — крикнул Кортес.
Подхватив Малинцин под руку, Альварадо потащил ее сквозь войско в тыл.
Сжимая
— Постарайся! — крикнул ему Кортес.
Под звуки второго сигнала труб новая волна тласкальцев бросилась вниз по склонам: они кричали, словно койоты, загнавшие добычу. У молодых воинов на лице была синяя боевая раскраска, они вычернили зубы и распустили свои длинные волосы. Предводители отрядов надели высокие головные уборы из ярких перьев, а их грудь защищали пластины из дерева и плотного хлопка. Конечно же, все были пешими и вооруженными шипастыми дубинами, бронзовыми щитами и короткими обсидиановыми мечами. Лучники остались на вершинах скал, стреляя в испанцев. Малинцин волокли все дальше в глубь войска, назад, назад, мимо одного солдата, затем другого, и в конце концов она оказалась в тесном кругу женщин. Рядом с ней стояли племянница касика Семпоалы и Кай. Их защищали семпоальские воины.
— Кортес спас мне жизнь. — Слова сами сорвались с ее губ.
— Ты видела моего Рафаэля?
— Кортес спас мне жизнь, Кай.
Запели испанские трубы, послышалась барабанная дробь.
— Каждый за себя! — скомандовал Коретс.
— Каждый за себя.
«И почему всякий раз каждый должен быть за себя?» — подумал Альварадо. Он ненавидел все это. Терпеть этого не мог. Конечно же, он мог убивать противников так же, как и все остальные, но ему не нравилось находиться в гуще событий. Это стихия Кортеса, а не его, и лишь сознание опасности заставляло Альварадо рубить и колоть, резать и бить. Голова, рука, живот, вот тебе, вот тебе, вот тебе!
— Ради Господа и Испании! — крикнул Кортес, привстав на коне и вознеся к небесам меч.
— Ради Господа и Испании! — откликнулось войско.
— Нет большей чести, чем смерть на войне! — крикнул своим храбрым солдатам тласкальский военачальник. — Смерть в «цветочной войне» мила Уицилопочтли, дарящему жизнь. Я вижу смерть вдали, и мое сердце жаждет ее.
— Сантьяго! — Испанские войска взывали к святому покровителю Испании Иакову.
— Сантьяго!
— В наступление! — скомандовал Исла.
— В наступление! — пронеслось по рядам солдат.
Глава 23
Аду и сам не знал, где находится — на передовой или в тылу. Он видел сейчас лишь людей, сражавшихся рядом с ним. Эти люди, встав друг за другом, двигались к месту битвы. Испанцев только что зажали в узком переходе, но сейчас они вырвались из этой ловушки на равнину. Аду шел вместе с остальными. Не было времени выполнять филигранные маневры, которым обучил его Куинтаваль. Здесь не применяли отточенных выпадов и правил фехтования, но Аду помнил о том, что следует все время держаться боком, не открывая врагу грудь. Он продвигался вперед быстрыми мелкими шажками, выставляя вперед правую ногу и приставляя к ней левую. Шаг, приставить, шаг, приставить. Шаг, шаг, шаг. Он колол противников немного ниже, чем во время тренировок, поскольку индейцы были низкорослыми. Аду все время пребывал в готовности к удару и не сгибал локти, за исключением тех моментов, когда вытаскивал меч из тела врага. Временами Аду опускал свой широкий меч горизонтально, так как это положение подходило для быстрых выпадов, для нанесения резаных ран от макушки до пят, сверху вниз. Он вспарывал врагам животы, завершая движение поворотом кисти. Аду бил, резал, колол, делал резкий выпад вперед, уклонялся, отступая, вновь шел вперед, изгибался, его меч со свистом взрезал воздух, и Аду встречал всех врагов уверенными размеренными ударами, колющими и режущими, он парировал, отступал, шел вперед, атаковал. Финт, двойной финт, уклонение, атака, подступ, уклонение.