Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Ляг лучше, поспи ещё, очухайся… всё равно пальто ты мне уже непоправимо изгадил.
– Леонар, тебе не понять мой извилистый путь, ты всю жизнь торчишь на Озёрах, корни уже до пластов меди пустил, ветвистые и извилистые, – Поль вздохнул, сложив руки в потрёпанных перчатках на коленях. – Я, может, первый раз в жизни напился шампанским из серебрянки, так что, жечь меня теперь за это на инквизиторском костре и забрасывать яйцами? Правда, мухня?..
Бонита обернулся к Камилло с обезоруживающей улыбкой. Диксон в ответ неопределённо пошевелил усами, что можно было трактовать, как угодно. Он ещё не решил, как ему следует относиться к этому кучерявому типчику с замашками местечкового гоп-стопа и умными глазами.
– Вот! Вот. Молчание – знак согласия, – Поль несколько раз ткнул в сторону Леонара пальцем, торжественно задрав подбородок. – Общественность со мной согласна. Поэтому нам нужно ехать быстро. Пока я не протрезвел и не начал задумываться над своими действиями, и над тем, куда и какого хрена меня несёт нелёгкая…
– А правда, куда? – Леонар, встрепенувшись от интереса, даже отставил в сторону полупустой стаканчик с кофе, на который моментально наступила входящая в трамвай Слада с вербой в руке.
– Да чтоб тебя медь сожрала, Леонар! Ты бы ещё бутерброд на ступеньки положил, – Слада брезгливо приподняла белый ботиночек с пуговками, озирая большущее буро-зелёное пятно от сомнительного кофе. – И вообще, ползи давай на место, сейчас Аанна в роднике воды наберёт, и дальше поедем. Или ты уже выходишь?.. – она зло выпнула смятый стаканчик из трамвая.
Леонар был так заинтригован словами Бониты, что даже забыл нервно шарахнуться и начать тискать свой шарф:
– Подожди ругаться, Бонита что-то шифрует… он с нами не просто так покататься набился, а со скрытым смыслом. Поль!!
– Ц-ц-ц, – тот, хитро сощурившись а-ля китайский сварщик, игриво погрозил Леонару снятой перчаткой. – Мне ведь нельзя об этом задумываться, как я тебе расскажу? У меня это, экспромт...
– Главное, чтобы твой экспромт не перерос в инцест, – всё ещё раздражённо фыркнула Слада.
– Или в какой ещё бювет, – с умным видом поддакнул ей Леонар, подпирая щёку ладонью.
Бонита глянул на него с диким изумлением, а потом расхохотался так, что едва не рухнул со своего сиденья, и кинул в Леонара драной перчаткой, попав ему по белобрысому затылку.
Диксон, благоразумно не встревая, наблюдал за всеми тремя с не слабеющим интересом: он любил сериалы и всяческие скандальные реалити-шоу. К тому же, это отвлекало его от суровой необходимости начинать переосмысливать себя самого – Камилло слегка трусливо предпочитал повременить с этими действиями. Было в этом что-то от Бонитиного нежелания протрезветь раньше срока.
– Поль, ты невыносим. Я теперь понял: десять лет, которые тебя не было на Озёрах, были самыми счастливыми в моей жизни… – Леонар брезгливо взял Полеву перчатку двумя пальцами и встал – в трамвай залезала Аанна с флягой воды в виде коровы с откручивающейся головой.
– Мрак! Что у вас такие умонастроения, будто вы друг другу объявили джихад? Вы так орёте, что дядьке-рыбаку на ручье всех барабулек распугали, – Аанна унесла флягу в кабину и два раза хлопнула в ладоши поднятыми над головой руками, отчего Леонар нервно вздрогнул и уронил перчатку. Добрый Диксон подумал, что учёному надо бы попить валерьяночки, пока Лористон в нервяках не удушил себя собственным шарфиком. В компании с Бонитой у него были все шансы сделать это в ближайший же час. Аанна же, заполучив внимание граждан пассажиров, заявила:
– Ну-ка, господа и дамы, бодрей и веселей! У нас праздничный трамвай, а не катафалк какой! Леонар, хватит жаться по углам и кислиться, а то в чай выжму вместо лимона. Поль, хватит всех ковырять, лучше сыграй нам на губной гармошке песенку про бантики и хвосты. Слада… Слада, ты тут? Я тебя не слышу… где ты?
– Я здесь, а она там, – звонко проговорила Слада, так жутко побледнев, что на щеках высыпали незаметные до того веснушки. – Лучник подберёт Стрелу, а Игла будет сломана, если цветы так и не смогут распуститься… Нас всех ждёт кровавый закат, послушайте, самый кровавый, алый-алый, но не как маки или розы, а как электрическая лампа… Закат мира…
Девушка умолкла, и повисла мёртвая, наэлектризованная тишина. Все застыли, скованные каким-то необъяснимым ужасом, словно экспонаты музея мадам Тюссо. Слада глубоко и часто дышала, стискивая руки; в её ясных васильковых глазах стояли слёзы, губы дрожали.
– Простите, – пролепетала она пришибленно, – я не хотела… но у меня это само собой накатывает, словно цунами, я ничего не могу поделать… простите меня.
– Ладно. Поехали, – глухо отозвалась Аанна, скрываясь в кабине. Нервно лязгнули двери трамвая, и вагон без объявления резко дёрнул с места, заставив Сладу и Леонара пошатнуться, вцепившись друг в друга. Диксон зябко поёжился и хотел было спросить у Слады, какой смысл кроется за её таинственными словами – но не успел: Бонита опять принялся напевать, покачивая в такт ногой в лакированном узконосом башмачке.
– Прекрати, Поль, как ты сейчас можешь! – задёрганно крикнул Леонар, нервно кривя рот и обнимая Сладу так, словно хотел защитить девушку от Бониты.
– …Коснись моей руки, и в мир иной войдём, счастливые, вдвоём, близки и далеки-и-и… Что-что, Леонар? Как могу я?.. – Поль встряхнул кудрями и склонил голову набок, пристально глядя на блондина. О взгляд его тёмно-серых, свинцовых глаз можно было запросто порезаться, до того он был жестокий и холодный. Камилло понял, что Поль отнюдь не так сильно пьян, как хочет показать. Или как ему самому хотелось бы.
– Леонар… оставь ты его. Пошли, сядем, – тихо прошептала Слада и деликатно, но настойчиво потянула Леонара в конец салона, вцепившись в его пиджак. Поль гадко ухмыльнулся:
– Да уж, пощебечите там в уголочке об этих, как там мухнявый выдал… догматах свободной любви, во!
Леонар зло блеснул на него глазами, но нашёл в себе силы промолчать, и дал Сладе оттащить себя куда подальше от непонятных, холерических перепадов в настроении Бониты и от угрюмо нахохлившегося, погружённого в себя Диксона.