Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Я могу рисковать своей жизнью – но не Рыжиком, – глухо отозвался Диксон, непроизвольно нащупывая и сжимая в кармане кулёк с семенами кровежорок. – Я хотел отвести от нас эту беду, мне надоело жить на лезвии, в постоянном напряжении, и мне надоело подчинять свои действия необходимости всё время быть начеку и обороняться от Ливали и её офицеров! Ты знаешь, они однажды едва не похитили Рыжика – и это чудо, что мне удалось его отбить у этих выродков в форме. Второго такого ужаса я попросту не переживу. Я ведь уже не мальчишка, и сердце у меня пошаливает, – Камилло вздохнул и с грустной улыбкой снял шляпу, – если бы не лысина, я бы точно на всю голову в тот вечер поседел. Ты… ты понимаешь?
– Да, – спустя минуту глухо отозвался Бонита. – У тебя есть Рыжик, а у меня – Майло. Сын северной ведьмы Стефании Пеккала, из-за которой я, собственно, и порвал с Элен Ливали. Да, я понимаю: из меня хреновый отец, я неустроенный и постоянно влипающий во всё подряд вечный студент с кривой неравномерной судьбой. Но Майло – это всё, что у меня вообще есть ценного в этой вот вывихнутой жизни. За него я тоже горло кому угодно порву.
– Вот-вот… – Камилло и Бонита неожиданно посмотрели друг дружке в глаза с откровенной симпатией и приязнью.
– Ты знаешь, – проглотив комок в горле, сказал Диксон, – я всё понимаю… и да, мне горько. Но остаётся вера в то, что Рыжик окончательно не покинет меня… он ведь сам так не любит слов «никогда», «навсегда», и прочих подобных абсолютизмов. Иногда я мечтаю отключить эту свою «понималку», Поль – или научиться управлять ею так, как ты управляешь своими физическими ощущениями. Нажать кнопку с надписью «Осознание реального положения вещей – off», и хоть немного пожить в глупом и счастливом безмыслии. Наивно веря, что всё будет хорошо…
– Хрен вам, на этой скотине стоит прочный предохранитель, – мрачно пошутил Бонита.
– Особенно у меня. Я по жизни хорошо проинформированный пессимист.
– Да? А мне ты показался легкомысленным… и наглым, – разоткровенничался Диксон. Он сам не мог объяснить, с чего его так понесло, и зачем Камилло выворачивает душу наизнанку перед тем самым сомнительным кудрявым Полли, с которым только вчера устроил знатную базарную склоку из-за печенюшек. То ли сработал «эффект поезда с попутчиками», то ли Диксон просто устал хранить все свои тревоги, сомнения и надежды за непрочными стенами молчания… Ведь с Рыжиком обсуждать эту тему было бы… мягко скажем, странно. Их взаимоотношения с самого начала были запретными для обсуждения – после того страшного мартовского дня, когда Камилло едва не оттолкнул Рыжика навсегда. А Полли… с Полли обсуждать это очень даже можно. Тем более что у них так много общего, оказывается…
– Но ты про это молчи, мухняша, ясно? – строго сощурился Бонита и ненавязчиво оттопырил мизинец в сторону парочки на заднем сиденье. – Слада – она вообще-то ничего девчонка, я её с детства знаю, хотя иногда от её заумности и серьёзности меня мурашки берут. А вот белый глист точняк визг поднимет, он любопытный, как последняя падла, а от сплетен ваще впадает в экстаз. Лапшеед хренов. Вообще не знаю, зачем его до сих пор в Гильдии держат, наш сладкий Леонар исторически являет собой полное отсутствие присутствия…
– Да, – степенно поддакнул Диксон, складывая руки на коленях и шевеля усами. Признаваться ехидно изогнувшему рот в интеграл Боните в том, что сам он тоже сплетник хоть куда, Камилло как-то не торопился. Зачем открывать человеку глаза раньше времени? Потом сам всё увидит…
– Ладно, мы вон уже к Нефтяге подъезжаем… сейчас нас плотно позавтракают, не выходя из трамвая! Если, конечно, после предсказания Слады у нашей впечатлительной Аанны настроение не испортилось до такой степени, что молоко скисло на десять вёрст окрест. Это не метафора, а научно зарегистрированный, но необъяснимый факт: когда Аанна злится или нервничает, вокруг неё киснет молоко, – Бонита потянулся, закинув руки за голову, и смачно зевнул.
– Да, я бы позавтракал, только чем-нибудь не особенно самобытным, – припомнились Камилло ягодки шпальника в сахаре и колбаска из кровежорок. – Я кашу манную люблю очень… Раз есть молоко, значит, можно сварить. Я бы и сварил. А то едите тут что зря…
– Едим что зря, спим с кем попало, и не чистим зубы два раза в день. Даже два раза в неделю не чистим, – опять зевнул Поль и поскрёб уже слегка заросшую щёку. Диксон представил себе сильно небритого Бониту с кучерявой каштановой бородой, и радостно забулькал в свой шарф.
– Чё? – подозрительно покосился на него Бонита, прервавшись на середине третьего по счёту зевка. Камилло, у которого невовремя разыгралось воображение, покраснел и захихикал ещё усерднее, прикрыв усы кончиками пальцев. Потом решил, что у Бониты с чувством юмора всё в порядке, и сознался:
– Да я представляю, как от тебя убегают твой клетчатый пиджак, майка с коровой и джинсы, словно в детском стишке про Мойдодыра…
– Первым от меня должно сбежать Леонарово пальтецо, – мудро рассудил Поль и всё-таки дозевал. – А про Мойдодыра занятно. У нас тут Слада за него, вообще-то, она такая чистюля…
Трамвай меж тем начал замедлять ход, всё реже перестукивая колёсами и уютно покачиваясь из стороны в сторону. За стёклами неспешно проплывали типовые многоэтажки Академгородка, среди которых резко выделялось высокое готическое здание с острым шпилем и необычными барельефами: светлые кирпичные стены цвета топлёного молока покрывала затейливая резьба в виде чёрной паутины с множеством пауков разного размера и цвета. Все насекомые были заняты делом: одни чинили часы, другие писали что-то пушистыми перьями в пергаментных свитках, а третьи полировали узкое и длинное, на всю высоту башни, зеркальное окно в узорчатой оправе.
Камилло заинтригованно вытянул шею: вчера вечером они с Рыжиком явно ехали в Депо какой-то другой дорогой, потому что этого загадочного здания с паутиной он точно не видел. А не заметить его могли разве что девушки-трамвайщицы… хотя нет, Камилло успел убедиться, что безглазые обитательницы Депо вполне успешно восполняют отсутствие зрения дьявольскими слухом, обонянием и интуицией. И что многие его так называемые знакомые или коллеги по работе были куда более слепы, нежели девушки с бинтами на глазах.