Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Они нич-чего не понимают, – страшным шёпотом поделился Поль с Камилло, опять каким-то непостижимым образом стремительно пьянея и даже начиная косить левым глазом. Видимо, это белое шампанское из серебрянки и впрямь неслабо давало по мозгам – а потом ещё долгонько блуждало по организму, нахлобучивая в самые неподходящие моменты…
– Я тоже не очень понимаю, – холодно и вежливо откликнулся Камилло, отодвигаясь от Поля – тот качнулся к нему в явном желании ухватить за пальто.
– А что тут непонятного, – Бонита оперся локтями о широко расставленные колени, чтобы хоть как-то держать равновесие во вновь несущемся с бешеной скоростью трамвае, и доверительно наклонился к Диксону. – Всё очень даже просто и понятно, если читать всякие древние манус… манусприты. Бумаги. Ведьминские. Там мы все описаны, как в уголовном деле… под кличками. Например, вот я – Лучник. А Игла – это твой, ну и ещё немного мой, потому что он Норд, рыжий э… Рыжик. Ты понял?..
Камилло опять зябко поёжился. Он понял, пускай и отчасти, но страшился поверить. Бонита вновь ухмыльнулся, но вышло это у него как-то невесело.
– Веришь ты в это, или не веришь, один фиг, это всё равно сбывается, – сказал он. – Я на своей собственной шкуре вдоволь испытал неумолимую силу пророчества Тэй Танари…
– Это… вроде как одно из проявлений уз Некоуза? Не тех, которые от тяжёлого света, а иных, древних, магических, пустивших корни глубоко-глубоко? – осторожно слюбопытничал Диксон, тем не менее, продолжая сурово пресекать попытки Бониты в себя вцепиться.
Поль со смешанными досадой и насмешкой прикусил угол нижней губы:
– А-а, мухняша, тебе уже прочитали краткий курс лекций молодого бойца за старый режим и свободное Некоузье?.. Ну да, всё верно. Земли клина полны энергии… иррациональной и через букву «е», – тут Поль опять хихикнул о чём-то своём, тряхнув кудрями. – Эта энергия входит со всем в резонанс,… и на выходе мы имеем то, что мы имеем. Только улавливать взаимосвязи и колебания в событийном поле, а потом использовать это знание для построения стратегических многоходовок умеют… а, никто толком не умеет, даже ведьмы. Вернее, они это умеют, но им это, как правило, совершенно не надо для счастливой жизни. Никто ничего не знает и не умеет, а все ходят с умными лицами. Кроме нефтяных коров. У них потому что лиц нету…Мухняша, ты меня слушаешь вообще?..
– Слушаю, – Камилло с поистине христианским смирением в очередной раз отцепил от своего рукава Полевы пальцы. Подумал, и ласковым голосом эдак ненавязчиво поинтересовался:
– И всё-таки, Полли, зачем ты едешь с нами – один, без Майло?..
– Майло она сразу уничтожит. А меня, может, не сразу. В конце концов, у нас была искренняя и очень светлая любовь. Ландыши, ландыши, светлого мая привет… – Бонита весьма поспешно утратил всякий интерес к Диксону, чтобы не провоцировать того на дополнительные расспросы, но Камилло было уже не остановить. Если к тайнам Рыжика и к его предыдущей жизни Диксон относился весьма трепетно, то с Бонитой никакого резона церемониться не было. Раз сказал «А», пусть теперь дальше весь алфавит произносит.
– Она – это кто? – голосом проводящего инвентаризацию золотовалютных резервов ОБЭПовца спросил Диксон, скрестив руки на груди и взирая на Поля с такой хладнокровной уверенностью в своём праве спрашивать, что у Бониты язык не повернулся отшить этого старикана.
– И что в тебе мягкого и пушистого нашёл Норд?.. – абстрактно возмутился Бонита куда-то в сторону дверей, потом запустил пятерню в кудри и со вздохом сообщил:
– Поясняю для лиц, нечаянно пропустивших первый десяток тысяч серий нашей местечковой «Санта-Барбары». Она – это госпожа Элен Марилетта Ливали. Самая восхитительная и при этом самая кошмарная ошибка моей молодости. А может, и всей жизни. Мне нужно встретиться с Ливали – причём раньше, чем Игла и Стрела воткнутся в одну и ту же точку на карте Некоуза… или пока они не вонзятся в сердце своей нечаянной жертве. Читай надпись в скобках – тебе, мой усатый друг. Ибо ты здесь неизбежный чужак, ты вне нашей давней взаимосвязи.
– Но я и Рыжик… – попытался возразить Камилло, слегка испуганный неожиданно серьёзным тоном Поля, но Бонита остановил Диксона резким жестом руки. Его серые глаза вновь смотрели жёстко и холодно, словно у целящегося снайпера, и в них была та замораживающая сердца и губящая надежду квинтэссенция свинцовости, что бывает лишь у ноябрьского неба. Лёд, сталь и предчувствие беды были в глазах у Поля Бониты – и Камилло понял, отчего тот так не хотел расставаться со сладостной, кружащей голову лёгкостью, что дарит шампанское из серебрянки…
– Камилло, тебе может очень-очень сильно не понравиться то, что я сейчас тебе скажу. Ты не будешь грызть свою шляпу и сквозь злые слёзы доказывать мне, что я не прав и вообще сволочь, раз такое говорю? – тихо и жёстко осведомился Поль, складывая вместе кончики указательных пальцев. Они с Диксоном сидели, нагнувшись друг к другу, так что Камилло ощущал терпкие и горьковатые ароматы миндаля и сигарет – ими пах клетчатый пиджак Бониты. А вот спиртное совсем не чувствовалось – странно, если вспомнить все сегодняшние выходки и демарши Поля.
– Слушай, ты же четверть часа назад, прости за откровенность, был просто в зюзю пьян!
Диксон в сомнении почесал усы. Ему в этот момент страшно хотелось захлопнуться в своей ракушке, спрятаться в стабильности и безмятежности обкатанного за годы существования. И никуда не ехать, ничего не искать,… но так бы поступил Диксон образца «два дня обратно».
Он абстрагировался бы от полного непредсказуемостей мира за стенами квартиры, и жил бы себе припеваючи с домашним Рыжиком подмышкой. Ну, или с время от времени приходящим к нему в гости Рыжиком – потому что непоседливая натура найдёныша вряд ли позволила бы ему долго и счастливо сидеть на одном месте и наслаждаться покоем. И, пока с ним не случилась Перемена, Камилло всерьёз задумывался над тем, как бы так деликатно избежать необходимости таскаться за Рыжиком по дорогам и весям, словно нитка за иглой, не разрывая при этом их дружбу. Но теперь всё, поздно: Диксон осмелился на очень решительный шаг, перечеркнувший всю его тягу к покою, и назад дороги нет. Нету, и всё тут. Асфальт взломан, компас размагнитился, карту сожрала саранча!
Камилло тихонечко вздохнул в усы и разъяснил Боните своё предыдущее высказывание:
– Я готов тебя выслушать и попробовать принять твои слова, но…
– …Но тебя смущает, что где-то во мне бродят три пинты отменного шампусика из ртутных цветков, к тому же без закуси? – понял Поль и криво ухмыльнулся. – Не заморачивайся. На мне до сих пор остались узы, а одно из их преимуществ – это способность контролировать собственный организм. Я могу не есть и не спать по несколько суток, злоупотреблять алкоголем в любых дозах, не теряя при этом здравого рассудка, а также, как выяснилось – перемещаться в пространстве на небольшие расстояния и ходить сквозь стены с непредсказуемыми последствиями…
– М-да… Ладно! – решился Диксон. – Говори, чего хотел.
– Ты свято веришь в то, что связан с Рыжиком, то есть с Иглой, – Поль прикрыл глаза, опустив пушистые ресницы и рассеянно глядя из-под них на мелькавший за окнами, как-то неподходяще радостный и солнечный пейзаж. – Между вами нить – крепкая, Камилло, очень крепкая. Но… она уже подходит к концу. Остался последний стежок, и… всё. Это неотвратимо, это обязательно случится, но вот точные место и время этого последнего стежка неизвестны, и именно они сейчас определяют всё наше будущее. Всё, понимаешь? И я не хочу, чтобы Элен попыталась помешать этому событию или повлиять на него – а она наверняка попытается, это и к гадалке не ходи… И кстати – у меня такое устойчивое ощущение, мой усатый друг, что ты набился на утренний рейс если не с идентичной целью, то с родственной…