Новый год в октябре
Шрифт:
– Алексей Вячеславович, - донесся до него заискивающий голосок Ванечки. – У вас тут столовка есть? Пожрать бы… А то чай этот с философией вприкуску… Живот подвело!
Ванечка преданно смотрел на него, хлопая редкими белесыми ресницами.
– Поступай в пищевой! – убежденно посоветовал Прошин. – Столовка – из подъезда – налево!
* * *
К Бегунову он заглянул под вечер, но неудачно: у директора сидел заместитель министра Антонов, дверь кабинета бдительно охранялось секретарем, и Прошину указали на кресло.
Пришлось ждать.
Сначала он нервничал, кляня высокопоставленное препятствие, потом успокоился, придвинул кресло к батарее, уселся, упершись локтем в низкий подоконник, заставленный горшочками с какой–то непривлекательной растительностью, закурил и, глядя на сгущающиеся за окном сумерки, погрузился в опустошенное оцепенение.
В «предбаннике» звенели телефоны, шла возня с бумагами, дробно и сухо, как швейная машинка, стрекотал телетайп…
И вдруг – взрыв тишины. Торжественной и напряженной, какая обычно предшествует взрыву бомбы. Главная дверь НИИ отворилась, и появился Антонов. Точнее, его живот. А уж затем пегие седины, очки в золотой оправе, дородное, суровое лицо…
– Наконец–то, – отчетливо, с ленцой вырвалось у Прошина. – Наговорились. Бонзы.
Голова Антонова медленно повернулась в его сторону.
– Простите, – осведомился тот с грозной иронией. – Я отнял у вас время?
– Было дело, – рассеянно кивнул Прошин, отыскивая глазами пепельницу.
Бросить окурок в горшочек с казенной флорой, куда до того стряхивал пепел, было неудобно.
На лице Антонова явственно проступило удивление с первыми признаками нарождающегося гнева.
– Вы тут работаете? – спросил он, глядя на Прошина, как психиатр на пациента – с каким–то сочувственным презрением.
– Да, – сказал тот чуть ли не с сожалением. – Работаю, знаете ли… – И опустил окурок в пустую склянку из–под клея, заткнув ее горлышко пальцем. – Начальником лаборатории.
Ему почему–то хотелось вести себя именно так. Непочтительно. Странное дело, но подобное желание при встречах с начальством возникало у него едва ли не постоянно.
– Извините, а фамилия ваша?… – с неблагожелательным интересом вопросил Антонов.
– Прошин, – устало ответил тот. – Все?
– Нет, не все, товарищ Прошин, – веско сказал Антонов. – Я вижу, вас не касаются приказы о курении в отведенных для этого местах…
– Ай, – сказал Прошин и, словно обжегшись о пузырек, поставил его перед замеревшим секретарем. – Виноват!
Из пузырька зыбкой серой змеей тянулся дым. Уголок сигареты шипел, расплавляя засохшие на дне остатки клея, и отчетливое это шипение заполняло наступившую паузу.
– Виноватых бьют, – сообщил Антонов и гадливо посмотрел на склянку. Я объявляю вам выговор.
Он потоптался, раздумывая, что бы сказать еще, но лицо Прошина выражало такое глумливое смирение, что слов у Антонова не нашлось: он пронзил наглеца фотографическим взглядом, буркнул какое–то междометие, в котором угадывалось «сукин сын», и, твердо ступая, вышел.
– Ну, я к директору, сказал Прошин секретарю.
Секретарь восхищенно безмолвствовал. Прошин вошел и каблуком затворил за собой дверь.
Бегунов, склонившись над столом, что–то быстро писал.
– Привет! – сказал Прошин довольно бодро. – Верховодим нашей бандой?
Бегунов передвинул бумаги и поверх очков строго уставился на него.
– Пришел отвлечь, – сказал Прошин, усаживаясь рядом. – Вот, – он расстегнул папку розовой кожи с инструктацией, – заявки на детали. В отдел снабжения.
– По–моему, – отозвался Бегунов недовольно, – на это есть мои заместители, Далин, например… – Он небрежно подмахивал кончики разложенных ступеньками листов.
– Заявки – предлог, – сказал Прошин.
Он заметил, что Бегунов подписал абсолютно чистый лист, прилипший к остальным, но промолчал.
– Слушаю… – Бегунов откинулся в кресле и потер глаза.
– Я решил писать докторскую, – раздельно произнес Прошин.
– Да? И на какую тему?
– Тонкий вопрос, – вздохнул Прошин, оглядывая загромоздившие углы кабинета модели спутников, радиотелескопов, высокие, задрапированные окна, фикус. – Создание на базе кандидатской более весомой работы. Ты как насчет научного руководства?
– Не понял, – сказал Бегунов. – Тонкий вопрос насчет создания или насчет руководства?
– В таком случае , – сказал Прошин, – два тонких вопроса.
– Я помогу, – с сомнением проговорил Бегунов. – Только… кандидатская, насколько представляю, труд законченный. Красивое решение сложной задачи. И никаких ответвлений…
– Есть ответвления, – перебил Прошин. – Нашлись.
– Ну, давай, – сказал Бегунов. – Излагай.
Прошин изложил.
– Неинтересно. – Бегунов задумался. Бесполезно, понимаешь? Огромное исследование, расчетов уйма, а ради чего? Это называется рубить мыльные пузыри топором. Хлопотно.