Новый год в октябре
Шрифт:
– Запад нам не пример, - сказал Антонов. – Ты у меня получишь три дня. Не выколотишь за три дня денег – капут. О больных же должны заботиться врачи. Пусть и заботятся. Заплатят – пожалуйста. Нет – извини. А то экспериментаторы нашлись, тоже! Мы еще не при коммунизме науку строим…
Бегунов не спеша спустился по светлой мраморной лестнице, застеленной казенным ковром. Прошину он не сказал ничего определенного, и того кольнуло: значит, не доверяет старик, считает – все им подстроено…
« А все же – дрогнули! – подумал он с горьким удовлетворением. Отступили… И чего испугались-то? Холостого выстрела, пшика!»
… Из НИИ Бегунов позвонил в клинику. Директор, услышав его голос, быстро сказал:
– Мне, право, неудобно, Михаил…
– Васильевич.
– Васильевич. Э… Сегодня окончательно выяснилось: гипотеза Соловьева ну… Вероятно, неоправданна. Извините, я утром оперировал, сейчас принесли гистологическое заключение… Перезвоню завтра, хорошо?
– Зачем? Мы все выяснили. – Бегунов положил трубку. Затем посмотрел на не, пробормотал: - Черт знает, что такое… - Набрал номер Антонова по «вертушке», сказал: - Закрывай!
– На пенсию пора, - подумалось вслух.
– Да что вы, Михаил Васильевич! – всплеснула руками вошедшая в кабинет секретарша. _ Вам еще работать и рабо…
– Пора. Кончилось мое время. Истекло. Устал.
***
В лаборатории произошла кража. Украли двадцать пять рублей из сумки пожилой женщины, работавшей техником. Кто украл – неизвестно. После обеда раскрыла она сумочку и поднялся крик. Глинский вызвал в лабораторию Прошина. Тот явился встревоженный, но как всегда, снисходительно-ироничный.
– У меня алиби, - заявил он, появляясь в двери. – Так что следователем буду я. Где лежали деньги?
Техник – толстая, с короткими седыми волосами и красным от слез лицом, протянула ему раскрытую сумочку.
– Последние деньги, - плача, выговаривала она. – А до зарплаты еще неделя. А у меня семья. Сын-студент. На третьем курсе…
– Неужели у нас завелись воры! – восклицала Воронина. – Не верится, просто не верится!
Прошин принялся перебирать содержимое сумочки.
– Да мы все смотрели! – безнадежно махнул рукой Глинский.
Прошин продолжал вытаскивать губную помаду, зеркальце в темных пятнах туши, клочки ваты, шпильки, записную книжку… И вдруг – из записной книжки выскочила купюра и, крутясь винтом, спикировала на пол.
– Четвертак, - высказался Чукавин, приподнявшись со стула. – Как есть четвертак.
– Но я же точно помню… деньги лежали в кошельке… - растерялась потерпевшая.
– Склероз, - сказал нетактичный Чукавин.
– Вот так рождаются расколы среди порядочных людей, - подытожил Прошин. – Следствие закончилось, в возбуждении уголовного дела отказываю. Теперь вопрос: кто возьмется отвезти бумаги в Академию наук? Машина будет выделена. Час туда, а дальше энтузиаст может считать себя свободным.
Все переглянулись, но желания не изъявил никто. На каждом висела работа.
– А можно я? – робко спросил Ваня Лямзин.
– О, - сказал Прошин удивленно. – Слона-то я и не заметил. Чукавин, вы не против отпустить своего подопечного?
– Да пусть идет, - процедил Паша. – Все равно толку от него…
– Ну, тогда пошли, - кивнул Прошин. – Захватишь бумажки и дуй.
– Я сейчас… - замялся Ваня. – Вещи соберу.
Он догнал Алексея у двери международного отдела. Прошин стоял, о чем-то раздумывая.
– Твоя… кавалерия! – сказал, растерянно шаря по карманам. – Ключи забыл… Слетай в лабораторию, где-то там их выложил…
– Давайте я открою… Попробую, то есть… - предложил ленивый Ванечка.
– Да куда тебе, - поморщился Прошин. – У тебя же руки-крюки. А тут сложный замок.
– Посмотрим, - многозначительно отозвался Ваня, достал из кармана перочинный нож и, уперев лезвие в еле видневшуюся полоску язычка замка, в несколько ловких манипуляций отодвинул ее.
– А я-то голову ломал, кто у меня сигареты и пепси-колу подворовывает, - добродушно поделился Прошин, вталкивая Ваню в кабинет, доставая из кармана ключи и демонстративно брякая связку на письменный стол.
Ваня насторожился. На него повеяло опасностью.
– И… где же документы? – спросил он севшим голосом, уже уяснив, что угодил в ловушку.
– Вот что, юноша, - глядя в залитые страхом глаза собеседника, сказал Прошин. – Озорство – озорством, а воровство – воровством. У нас сейчас состоится крупный разговор. Но для начала прошу возвратить деньги. Вместо них я внес, как ты теперь понимаешь, свои. Не люблю паники в коллективе.
– У меня ничего нет, - сказал Ваня. – Хотите – обыскивайте.
– Они у тебя с собой, - в тон ему отозвался Прошин. – Твой воровской опыт пока еще пребывает в начальной фазе. Ты слишком дерзок и невыдержан, чтобы не уйти отсюда с краденым.
– Обыскивайте, - повторил Ваня, и картинно начал выворачивать карманы.
– Давай сюда свой саквояж, - сказал Прошин.
Ваня без слов подвинул к нему ногой пластиковый пакет с рекламным ярлыком.