Новый год в октябре
Шрифт:
– Думаешь, побрезгаю? – спросил Прошин. – Ошибаешься. – Он вытряхнул содержимое пакета на стол. Посыпались зажигалка, сигареты, какие-то тетради, замызганный детектив…
Прошин вытащил содержимое сигаретной пачки, отбросил в сторону пустую коробку, затем перелистал страницы книги. После взял карандаш и проткнул его в корешок. На стол выпала свернутая рулоном купюра.
– Четвертак, - сказал Прошин голосом Чукавина. – Как есть он.
– Хана, - сказал Ваня, безразлично отвернувшись к окну. – Закурить можно? – Он кивнул на россыпь сигарет на столе.
– У меня тут и без того отравленная атмосфера. – Прошин убрал деньги в бумажник. – Эх, Лямзин. Жестокий ты человек. У кого крадешь? У старой бедной женщины.
– Алексей Вячеславович… - Ваня чуть не плакал. – Я надеюсь на нашу гуманитарность… Гуманность, то есть. Я никогда, никогда больше так не буду!
– Будешь, - сказал Прошин. – Вор – как наркоман. Останавливаются единицы. Так ищи себе другую службу. Пиши заявление.
– Нельзя мне… - взмолился Ванечка, бухнувшись перед ним на колени. – Отец – убьет! Я и в институт технический начал готовиться…
– Ладно, - тяжело согласился Прошин. – Оставайся, черт с тобой. Но учти: еще одно недоразумение, будешь лететь отсюда дальше, чем видеть… - Он перебирал расчеты Авдеева, раскладывая их по нумерации. – В инженеры он решил податься! Пороху не хватит, старанья. Ты же сачок. А на инженера надо еще как учиться! В гуманитары тебе тоже путь заказан. По причине поросячьего уровня интеллекта. Тебе одна дорога – в зону. За проволоку.
– Зачем оскорблять-то? – спросил Ванечка хмуро, поднимаясь с колен. – Это я пока – ноль. А там – посмотрим…
– И пока ноль, и в будущем ноль. – Прошин не отрывался от черновиков диссертации, раздумывая, где бы их перепечатать. – И из заколдованного круга этой цифры тебе не выбраться. А если выберешься к теплому кабинетику, на начальственную должность, то исключительно через грехи тяжкие.
– А про вас-то в лаборатории похожее говорят, - сказал Ваня и, перепугавшись, перевел свои слова в донос: - Чукавин волну пускает… Воруете, г-говорит вы…
Прошин даже растерялся.
– А ты веришь? – поинтересовался он после некоторого замешательства.
Ванечка гадко улыбался.
– Откуда мне знать? Вы меня в долю не звали…
– Тэк-с! – Прошин вскинул голову. – Гражданин Лямзин, - строго сказал он. – В лабораторию я вас допускать опасаюсь. И потому назначаю на новую должность. Секретаря-машинистки. Вам придется научиться печатать.
– А я умею, - радостно сообщил Ванечка.
– Одним корявым пальцем?
– Не, двумя руками. У меня мать раньше машинисткой работала. На дом халтуру брала… Ну, я ради хохмы и… научился.
– Ну-ка… - недоверчиво покосился Прошин, подвигая ему машинку. – Продай талант…
Ванечка заправил лист бумаги и довольно бойко забарабанил по клавишам.
– Чудесны твои дела, Господи… - произнес Прошин, глядя на его маленькие потные ручки с коротко подстриженными ногтями. Положил на каретку механизма рукопись. – Вот. Перепечатаешь и перечертишь. Графики – цветными фломастерами. Они в столе. Да ты и сам, небось, знаешь, где тут что лежит, бандюга. Но то, что ты печатаешь, никто видеть не должен. Документы совершенно секретные. Проболтаешься – пойдешь под суд. Статья за номером семьдесят пять. Информирован о таковой?
– Разглашение тайны! – ахнул Ваня, проникаясь важностью момента. – А Чукавину… тоже нельзя?
– Семьдесят пятая статья, - повторил Прошин зловеще.
Затрещал селектор. Говорил Бегунов. Прошин включил громкую связь, и голос директора заполнил кабинет.
– Леша, зайди ко мне, звонил зам министра…
– Я ухожу, - бросил Прошин Ванечке, подавленному от услышанного, от своего условного прощения и вообще от обилия впечатлений. – Никого не впускать, на звонки – ни гу-гу. Сиди тихо, как дерьмо в траве. И попробуй спереть отсюда хотя бы одну скрепку, гаденыш! Сгною!
– А мы все же одинаковые, - вдруг ни с того ни с сего брякнул Ваня.
– Это почему? – вскинул брови Прошин.
– Ежели б вы такой были, как Чукавин и они все… - Он кивнул на лабораторный корпус. – Вы б меня продали. Заклевали.
– Я не такой, как они, - сказал, поразмыслив, Прошин.
– Верно подметил. Но и не такой, как ты, не обольщайся. Если бы я был такой, как ты, я продал бы тебя с патологическим удовольствием.
– Ну, я извиняюсь, конечно… - пробормотал Ванечка.
Он дождался того момента, когда Прошин удалился и, открыв ящики стола, обследовал их. В одном из ящиков россыпью валялись пластинки жевательной резинки. Ванечка задумался: брать или не брать? А вдруг, и здесь подвох? Но вряд ли… Да и потом всего одну штучку… Помучившись мимолетными сомнениями, он все же не утерпел и сунул резинку в рот. Затем – еще одну в карман. Прочитал, запинаясь, вслух, фразу из диссертации:
– При влиянии же апертурных рассогласований в системе с ненаправленными ответвителями, отраженная волна удовлетворяет закону Снелла, и ее энергия сфазирована так, что практически целиком направлена к оконечной нагрузке синусоидального фидера. Ха! Непонятно, но здорово! – заключил он со смешком, но, вспомнив о статье, помрачнел и вставил в машинку чистый лист бумаги. Затем взмахнул, как пианист, руками над клавишами, но тут узрел на вешалке куртку Прошина.
Карманы куртки, как выяснилось, пустовали.