О моя дорогая, моя несравненная леди

Яшенин Дмитрий

– Получается, товарищ капитан, мы за вами как за каменной стеной?
– не сдержался Никифоров.

– Получается так.
– проигнорировал его хамство капитан.
– А сейчас - небольшой тест. Видите картинки?
– он указал на два плаката, на краю плаца, метрах в двадцати от них. Плакаты изображали образцово-показательного солдата, образцово-показательно выполнявшего строевые упражнения.

– Так точно, товарищ капитан. Видим.
– ответил Никифоров.
– Прочитать: чего там написано?

– Глянь - какой ты умный!
– рассмеялся Ракитин.
– Ты мне еще расскажи: где этот хлопец "напра-во", а где - "нале-во" выполняет! Что там написано только слепой не прочитает. Ты вот мне лучше скажи: какую из этих картинок последней подновляли,

а?

Никифоров опешил от неожиданного вопроса и, помедлив мгновение, ответил:

– Наверно - правую.

– И почему же это?
– пристально взглянул на него капитан.

– Да как-то она... ярче.
– пожал плечами Никифоров.

– Ярче?
– переспросил капитан.
– Ну-ну. А ты что скажешь?

Учитывая, что смотрел он по-прежнему на Стаса, Кирилл не сразу понял, что вопрос обращен к нему.

– Я?

– Ты.
– кивнул капитан, продолжая прессовать взглядом Никифорова.

– Последним был подновлен левый плакат.
– ответил Кирилл.

– Пояснишь?

– На левом краска лежит ровным слоем, плотно, без трещин, а правый весь покрыт кракелюрами...

– Покрыт чем?
– Ракитин, наконец, повернулся к нему.

– Кракелюрами. Эта вот сеточка мелких трещин на краске. У нас они называются кракелюры и указывают на возраст рисунка. А разная яркость плакатов, по-моему, объясняется исключительно разным колером краски.

– Ну что ж, все верно.
– Ракитин кивнул, а потом уточнил: - А "у нас" это - где?

– В Академии Художеств, товарищ капитан.

– Ого! Прям таки в Академии Художеств? В Москве?

– В Питере.

– Художник?

– Несостоявшийся... товарищ капитан.
– вздохнул Кирилл.

– Ну, какие твои годы, солдат! Глядишь - еще и состоишься...

*

...Капитан вернулся к этой теме через пару месяцев.

К этому времени Кирилл уже понял, что расставание с Ракитиным, равно как и легкая смерть, ему не грозят. Убедился в правоте народной мудрости: "В двадцать лет ума нет - значит уже и не будет". А, кроме того, удостоверился в том, что за каменной стеной, как правило, ничего хорошего не находится.

И все это - благодаря капитану...

Сказать, что Ракитин был жестоким или, не дай бог, бесчеловечным командиром означало бы согрешить против истины. Напротив: деспотичность в любом проявлении, была абсолютно чужда ему.

Просто дистанция, которую Кириллу со Стасом предстояло одолеть за полгода, чтобы из неумелых новобранцев превратиться в сколько-нибудь стоящих снайперов, была слишком велика. И иначе как сумасшедшим темпом, галопом, загнав себя до полного изнеможения, пройти ее было невозможно.

Надежды рядовых покрасоваться перед сослуживцами со снайперской винтовкой в руках оправдались только через пару месяцев. Все это время Ракитин без устали нагружал их теорией, а также истязал общефизической подготовкой, уверяя, что таких хилых солдат видит впервые в жизни и в прежние времена они могли бы претендовать лишь на стройбат, а в десант попали исключительно потому что призывник ныне пошел не тот и не вполне ясно: что с ним делать.

Надежды пострелять вдоволь, получив-таки в руки вожделенные СВД, не оправдались вовсе. Казалось, капитан задался целью обучить их при помощи одних только негодных, стреляных патронов. По крайней мере, с точки зрения Кирилла и Стаса это выглядело именно так. Они часами пролеживали на стрельбище, отрабатывая прицеливание и спуск курка и, слушая как боек без конца лупит по изуродованному уже капсюлю стреляного патрона. А Ракитин стоял над душой, комментируя каждый такой "выстрел": "дернул" - "свалил" - "передержал", "дернул" - "свалил" - "передержал", "дернул" - "свалил" - "передержал". И так - до бесконечности. От этого становилось тошно и хотелось послать такую учебу ко всем чертям. Но одного хотения было мало. Ракитин держал их в узде, жестко карая малейшую

леность или пренебрежение к учебному процессу. Стоило ему заметить, что кто-то из его подопечных начинает халтурить, откровенно небрежно принимая стрелковую изготовку, кое-как пристраивая приклад к плечу и плохо целясь, как в патроннике винтовки (капитан лично заряжал их во время таких занятий) тут же оказывался не стреляный патрон, а целый, боевой. Дальнейший ход событий был легко предсказуем: при грохоте выстрела кое-как пристроенный к плечу приклад со страшной силой врезался в него, оставляя чудовищные синяки. И хорошо еще - если в плечо: однажды у Стаса в такой ситуации приклад вообще выбило подмышку, а оптический прицел со всей силы треснул его по переносице, чуть не сломав ее. А плохое прицеливание оборачивалось тем, что пуля не то, что не попадала в голову ростовой или грудной фигуры, но и вовсе пролетала мимо мишени.

Ну, а Ракитин самым дружелюбным тоном осведомлялся у ошарашенного стрелка: сколько же тот намеревается прожить, демонстрируя подобное качество стрельбы в реальных боевых условиях? И, не получая внятного ответа, выписывал ему наряд вне очереди.

Помимо этого существовала еще масса способов получить взыскание. Если неряшливый внешний вид подчиненных Ракитин мог и проигнорировать (хотя и не всегда), то их невнимательность раздражала капитана неизменно. Он с самого первого дня твердил им, что наблюдательность и внимание к мелочам - краеугольные камни снайперской науки. Люди делятся на тех кто смотрит и тех кто видит, говорил он. И если снайпер хочет дожить до преклонных лет и умереть в собственной постели он должен быть в числе тех кто видит. Без вариантов. Уже через пару недель, отработав с десяток нарядов, Кирилл твердо усвоил, что проходя мимо автоколонны нужно запомнить количество и тип машин, встретив любой отряд необходимо оценить его численность и приметить звание командира, а стоя в карауле - быть готовым отчитаться о каждом промелькнувшем мимо человеке. И всегда, даже в самую пасмурную погоду помнить - где солнце, с какой стороны оно может проявиться. Словом - каждую секунду полностью контролировать окружающее пространство. Иначе легко можно получить от Ракитина по первое число.

Еще жестче капитаном каралось небрежное отношение к оружию. Его коронная фраза: "Оружье любит ласку, чистку и смазку" преследовала Кирилла даже во сне. Следуя этой мудрости, Ракитин заставлял солдат ежедневно вылизывать винтовки и отчитывал их если они пренебрежительно называли СВД "веслом". Это - удел рядовых автоматчиков, которые с восьмисот метров в стену казармы, не то что между глаз противнику не попадут, говорил он.

Впрочем, и Кирилл со Стасом пока не могли похвастаться таким умением.

– Да что и говорить-то: с восьмисот метров и слону между глаз попасть сложно, не то что - человеку!
– вздыхал Никифоров.

Но вздохи не производили на Ракитина никакого впечатления, и он спокойно назначал один наряд за другим. Он принципиально не скупился на них, искренне полагая, что время свободное от занятий молодому солдату правильнее всего употреблять именно на отработку нарядов. Иначе в голове у него появляются всякие ненужные мысли.

– А если употреблять это время на отдых, - прибавлял старшина Жора, - то в голове у него появляются всякие ненужные сны...

* *

Спустись в базальтовые гроты,

Вглядись в провалы и пустоты,

Похожие на вход в Аид...

Прислушайся, как шелестит

В них голос моря - безысходней,

Чем плач теней... И над кормой

Склонись, тревожный и немой,

Перед богами преисподней...