О смысле жизни

Иванов-Разумник Р. в.

Еще разъ повторяю, однако: никакое грядущее блаженство будущихъ поколній не въ силахъ оправдать чью бы то ни было жизнь, придать ей объективный смыслъ и значеніе. Особенно настаиваю на этомъ потому, что здсь пунктъ расхожденія имманентнаго субъективизма и съ позитивной и съ мистической тео-ріей прогресса. Никакіе Zukunftstaat'ы, никакія райскія кущи не могутъ объективно осмыслить мое существованіе; оно иметъ только субъективный смыслъ, за-ключающійся въ полнот моихъ переживаній. Иного смысла въ жизни человческой нтъ, не было и не будетъ.

Конечно, это «свирпйшая имманенція»… Кто не въ силахъ перенести ее, передъ тмъ разстилается широкая дорога въ область «кротчайшей трансценденціи» (выражаясь по аналогіи), дорога кроткой и умиротворяющей вры во всеблагого Бога или во всеблаженное Человчество… Скатертью дорога!

VII

Вотъ

основныя положенія и основные выводы того міровоззрнія, которое мы назвали имманентнымъ субъективизмомъ. Названіе это показываетъ, что, съ одной стороны, мы отказываемся искать смысла жизни въ области трансцендентнаго, отказываемся признавать нашу жизнь объективно-осмысленной, а съ другой стороны? что мы признаемъ за нашей жизнью субъективную осмысленность.

Но все это время мы молчаливо допускали? читатель, вроятно, это замтилъ? одну предпосылку, на которой теперь и должны остановиться; а именно, все время мы исходили изъ догматическаго принятия міра. Мы не доказывали, что міръ долженъ быть принятъ нами, потому что жизнь человческая субъективно осмы-слена; какъ-разъ наоборотъ: мы сперва молчаливо приняли міръ, а потомъ убдились въ субъективной осмысленности жизни. Иными словами: если жизнь обладаетъ субъективной осмысленностью, то міръ можетъ быть принятъ нами; но отсюда еще далеко до утвержденія, что онъ долженъ быть принятъ нами. Доказать этого нельзя; здсь логика безсильна; здсь опять область психологіи, а не логики.

Если бы жизнь имла объективный смыслъ, то тогда и только тогда была бы возможность оправданія мірового зла. Это прекрасно понимаютъ вс сторонники мистической теоріи прогресса. Они разсуждаютъ такъ: для того, чтобы міровое зло могло быть оправдано, жизнь человка и человчества должна имть объективный смыслъ, выявляющійся въ области нуменальнаго; слдовательно, жизнь иметъ объективный смыслъ… Почему «слдо-вательно»? Потому, что міровое зло должно быть оправдано? такова твердая вра послдователей мистической теоріи прогресса. Мы не обладаемъ этой врой, а потому и выводы наши получаютъ совсмъ иное направленіе. Мы приходимъ къ мысли о субъективной осмысленности жизни, а отсюда и къ ясному сознанію, что міровое зло не можетъ быть оправдано.

Жизнь субъективно осмыслена; цль ея въ настоящемъ; цль эта и критерій субъективной осмысленности жизни заключается въ полнот бытія. Все это прекрасно, но вотъ передъ нами трупикъ утонувшаго шестилтняго мальчика Василія, черненькаго и тихонькаго сына Василія ивейскаго; вотъ другой мальчикъ, затравленный собаками звря-помщика; вотъ убитый камнемъ сынъ Человка, съ золотыми, какъ солнечные лучи, кудрями; вотъ передъ нами вс жертвы случайностей, суеврія, инквизиціи, Филиппа II; вотъ, наконецъ, вс ужасы нашихъ дней, нисколько не уступающіе ни Филиппу II, ни инквизиціи… Чмъ все это можетъ быть оправдано?? Ничмъ. Надо имть мужество прямо взглянуть въ глаза правд и твердо идти до конца по пути «свирпйшей имманенціи».

Нтъ въ мір мысли, нтъ въ мір силы, которая могла бы оправдать міровое зло; если бы даже такое оправданіе было возможно въ области трансцендентнаго, то я заране отказываюсь отъ него и почтительнйше возвращаю Господу Богу билетъ на право входа въ міровую гармонію: такъ говорилъ Иванъ Карамазовъ. Вмст съ нимъ мы разъ навсегда категорически отказываемся отъ трансцендентныхъ утшеній и остаемся въ области «свирпйшей имманенціи». Зло имманентно человческой жизни, его нельзя оправдать, его можно только принять или не принять. А это какъ-разъ и есть область чувства, а не разсудка, психологіи, а не логики.

Міръ можно или принять? т.-е. жить, или не принять? т.-е. умереть. Логическіе доводы и въ томъ и въ другомъ случа безсильны; здсь мы имемъ передъ собою два различныхъ психологическихъ типа. Представителя одного изъ нихъ мы найдемъ у Дос-тоевскаго; съ представителемъ другого изъ нихъ читатель знакомъ изъ настоящей книги.

Сначала о людяхъ, не принимающихъ міра.«…Я міра этого Божьяго не принимаю, и хоть и знаю, что онъ существуетъ, да не допускаю его вовсе,? говоритъ Иванъ Карамазовъ Алеш.? Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я міра Имъ созданнаго, міра-то Божьяго не принимаю и не могу согласиться принять».? «Это бунтъ», отвчаетъ ему Алеша, на что Иванъ замчаетъ: «бунтъ? Я бы не хотлъ отъ тебя такого слова… Можно ли жить бунтомъ, а я хочу жить»… На этотъ разъ правъ, однако, не Иванъ, а сюсюкающій младенецъ Алеша: дйствительно, мысли и чувства Ивана? бунтъ противъ всего существующаго, непріятіе міра. Логическій исходъ такого бунта? самоистребленіе, и самъ Иванъ Карамазовъ это глубоко чувствуетъ и понимаетъ: бунтомъ жить нельзя, говоритъ онъ. Да, бунтомъ жить нельзя: не принимая міра, можно только умереть.

Я знаю, продолжаетъ Иванъ, что простая и горькая земная правда заключается въ томъ, что страданіе есть, что виновныхъ нтъ, но жить по этой правд я не могу согласиться: «что мн въ томъ, что виновныхъ нтъ и что все прямо и просто одно изъ другого выходитъ и что я это знаю? мн надо возмездіе, иначе вдь я истреблю себя. И возмездіе не въ безконечности гд-нибудь и когда-нибудь, а здсь уже на земл»… Но возмездія нтъ, Иванъ это знаетъ, а значитъ ему остается только истребить себя, потому что бунтомъ жить нельзя.

Однако Иванъ не истребляетъ себя, не доходитъ до логическаго конца; вмсто не-го это совершаетъ надъ собою боле послдовательный безымянный NN, отъ имени котораго Достоевскій помстилъ письмо въ своемъ «Дневник писателя» (1876 г., № 10). Это письмо самоубійцы, объясняющего, почему онъ истребляетъ себя. Почему же? Потому, что онъ не принимаетъ міра, подписываетъ ему смертный приговоръ, твердо доходитъ до логическаго конца. «Какое право имла эта природа производить меня на свтъ, вслдствіе какихъ-то тамъ своихъ вчныхъ законовъ? Я созданъ съ сознаніемъ и эту природу созналъ: какое право она имла производить меня, безъ моей воли на то, сознающаго? Сознающаго, стало быть, страдающаго; но я не хочу страдать? ибо для чего бы я согласился страдать?»? такъ начинаетъ онъ свое письмо. Во имя чего ему страдать? Во имя гармоніи цлаго? Но какое ему дло «останется ли это цлое съ гармоніей на свт посл меня, или уничтожится сейчасъ же вмст со мною»… Да къ тому же черезъ нсколько мгновеній вчности непремнно погибнетъ человчество, непремнно умретъ земля? во имя чего же страдать? «Въ этой мысли (о грядущей гибели міра) заключается какое-то глубочайшее неуваженіе къ человчеству, глубоко мн оскорбительное и тмъ боле невыносимое, что тутъ нтъ никого виноватаго». Но наиболе «невыносимо возмутительной» является для него мысль о безсмысленныхъ страданіяхъ безъ всякаго возмездія, о тысячелтнихъ, безсмысленныхъ истязаніяхъ человка… Всего этого онъ не можетъ вынести, онъ не принимаетъ міра, онъ провозглашаетъ бунтъ, непріятіе міра, его уничтоженіе: «я присуждаю эту природу, которая такъ безцеремонно и нагло произвела меня на страданіе? вмст со мною къ уничтоженію. А такъ какъ природу я истребить не могу, то истребляю себя одного»…

Непріятіе міра есть самоистребленіе. И противъ этого безсильны вс логическіе доводы. Существуютъ ли безсмысленныя, неоправданныя страданія? Да, существуютъ; мы видли, говоря о Л. Шестов, что почти всегда осмысленная трагедія одного является элементомъ безсмысленной драмы для другого. Трупикъ утонувшаго мальчика, растерзанный собаками ребенокъ, случайно убитый камнемъ человкъ? все это нелпыя, безсмысленныя, неоправданныя страданія. «Страданіе есть, виновныхъ нтъ»? вотъ земная, человческая, тяжелая правда; кто не можетъ, подобно Ивану Карамазову, согласиться жить по этой правд, кто, слдовательно, не принимаетъ міра, тому остается только истребить себя, какъ это и сдлалъ безымянный самоубійца? а намъ остается только молча обнажить голову передъ этимъ фактомъ и признать свое безсиліе переубдить такихъ людей логическими доводами.

Но не въ логическихъ доводахъ тутъ дло, а въ непосредственномъ чувств, которое сильне всхъ разсужденій и которое даже взбунтовавшихся заставляетъ фактически примириться съ міромъ. Отчего, дйствительно, такъ рдко истребляютъ себя люди на основаніи однихъ логическихъ доводовъ? Отчего не истребилъ себя Иванъ Карамазовъ, вполн ясно понимая, что страданіе есть, а виновныхъ и возмездія нтъ? Отчего? Оттого, что непосредственное чувство оказа-лось сильне его бунта, оттого, что онъ не принималъ міра умомъ, а не чувствомъ. И самъ онъ это сознавалъ.«…Не вруй я въ жизнь,? говоритъ онъ Алеш,? разуврься… въ порядк вещей, убдись даже, что все, напротивъ, безпорядочный, проклятый и, можетъ быть, бсовскій хаосъ, порази меня хоть вс ужасы человческаго разочарованія,? а я все-таки захочу жить и ужъ какъ припалъ къ этому кубку, то не оторвусь отъ него, пока его весь не осилю!..Центростреми-тельной силы еще страшно много на нашей планет, Алеша. Жить хочется, и я живу, хотя бы и вопреки логик. Пусть я не врю въ порядокъ вещей, но дороги мн клейкіе, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорогъ иной человкъ, котораго иной разъ, повришь ли, не знаешь за что и любишь, дорогъ иной подвигъ человческій… Клейкіе весенніе листочки, голубое небо люблю я, вотъ что! Тутъ не умъ, не логика, тутъ нутромъ, тутъ чревомъ любишь»… И младенецъ Алеша соглашается съ Иваномъ, что «вс должны прежде всего на свт жизнь полюбить».? «Жизнь полюбить больше, чмъ смыслъ ея?»? спрашиваетъ Иванъ.? «Непремнно такъ, полюбить прежде логики, какъ ты говоришь, непремнно, чтобы прежде логики, и тогда только я и смыслъ пойму»…