Обитаемые земли. Дилогия
Шрифт:
— Никто не говорил, что он будет бычиться и бросаться на моих людей!
— Не надо кричать, — вставил Каперед, — ваши крики его могут напугать.
— Напугать?! Да это мы напуганы. Он же немощный, едва держался на ногах, а раскидал всех моих людей!
Каперед кивнул и объяснил, что находящиеся при смерти порой являют чудеса силы.
— Подобно угасающему пламени такие люди вспыхивают и стремительно тускнеют.
— Значит он помрет? Плохой знак, его надо переместить в лодку.
— Ни в коем случае! — воскликнул Каперед.
— Тогда я требую доплаты.
— Это за что же? — удивился Лимей.
— А за то! За очищение, что я проведу для своего корабля, за услуги друида, что снабдит меня травами, отгоняющих демонов и души покойников! Вот за это! Я собираюсь проделать долгое путешествие и не собираюсь его начинать на корабле, где кто-то сдох.
Прыщ развернулся, снял тетиву с самострела и направился в каюту. Он оставил этих двоих намеренно, чтобы у них была возможность обсудить обстановку и принять верное решение: заплатить.
— Он нас выбросит за борт? — поразился Каперед.
— Нет, но чернь суеверна. Корабельщик прав, говоря о скверне, что несет с собой мертвец. Скверно будет настроение у матросов. А это чревато ошибками, смертельными для корабля и людей на нем.
— И бунт, — понял Каперед.
— В твоих интересах, чтобы он прожил до конца путешествия.
— Я похож на бога?
— Я тебя предупредил.
И Лимей покинул его, направился в каюту, чтобы «убедить» корабельщика. Помрет купец — придется платить. А если выживет, то все останутся при своих. Наживаться на этом деле Прыщ не стремился, но и своего не упустит.
— А ведь это человек, — проговорил Каперед.
Его успокаивала только мысль, что сам Зижав, когда был здоров, не слишком беспокоился о немощных и убогих. Так сказать «справедливость».
Купец оставался на носу, где его с ложки кормил матрос. Трое других присматривали за ними, чему были даже рады. То была хорошая возможность отлынивать от работы. Каперед кивнул этой троице, которая тут же заняла часть палубы: они начали играть в кости.
— Охранники, — вздохнул Каперед и обратился к матросу с тарелкой: — отдай мне, я закончу.
Придется взять обязанности на себя, чтобы потом не сказали, что всему виной лекарь. Мол, из-за его попустительства и помер купец. А на самом деле Каперед ничего не мог поделать.
— Давай, ешь.
У него был опыт кормления с ложки больных, в том числе и агрессивных. Вспышка у купца прошла, теперь на него напала апатия. Тоже плохо, но можно хоть покормить его. Бульон был слишком жирным, что плохо, но лучшего на корабле не готовили. Они и так шли без остановки, не причаливали к берегу. Корабельщик спешил избавиться от неприятных гостей на борту или пройти опасную территорию реки.
В любом случае, горячее мог есть только Вир. Остальные довольствовались хлебом, маслом, сушеными фруктами и овощами. Корабельщик, кормчий, Лимей и его воины порой жевали солонину. Сам Каперед жирного не ел уже неделю.
Лекарь худел так же быстро, как больной, но не замечал этого. Мышцы еще не начали болеть, но головные боли с каждым днем усиливались. Потом начнутся судороги, рвота и другие малоприятные явления.
Необходимо как можно быстрее раздобыть все ингредиенты и необходимую аппаратуру. Если отыскать два медных сосуда разного диаметра, тогда удастся выпарить что-то похожее на снадобье. Пойло будет грязным, грубым, бьющим подобно молоту, совсем не тот эффект, какой давал чистый эликсир, изготовленный в мастерской с помощью качественной аппаратуры.
Шли дни, Каперед плохо спал, мало ел, ходил за Зижавом и гасил вспышки его ярости. В отличие от купца, у лекаря не прорывались скрытые силы. Он чувствовал себя уставшим, разбитым и плохо соображал. Ведь он не умирал, а лишь очищался от того яда, которым травил себя.
А началось-то с малого: с пары капель по утру, для пользы дела. И польза была огромной, но вот воли, чтобы остановиться у Капереда не нашлось.
Проблемы лекаря никого не заботили, хотя все видели, как он страдает. Списывали это на заботу о больном, что даже хорошо. Каперед сомневался, что в своем состоянии способен изобразить заботу, потому втайне даже радовался, что так плохо себя чувствует.
До конца пути оставалось два дня, если ветер не подведет. Корабельщик сообщил, что корабль уйдет с реки, спрячется в одном из рукавов Соуна. Течение там слабое, пространства мало, скорость пути зависит от ветра.
— Почему не остаться на главном течении? — вяло спросил Каперед.
Его подташнивало и мало интересовала причина задержки. Он уже не клял судьбу, что оттягивает момент прибытия — устал.
— Нет возможности, — сказал Лимей, — сопровождающие покинули нас вчера. Дальше дороги нет.
— Не больно-то они нам помогали.
— И все же, могли прийти на помощь…
— А могли и не прийти, так чего выдумывать?
— Спроси у хозяина, — поморщился Лимей и ушел.
Кормчий отослал к корабельщику, а тот последнее время постоянно донимал лекаря вопросами о состоянии больного: когда помрет, как долго будет умирать, не привлечет ли это демонов и тому подобное. Он явно собирался избавиться от умирающего, когда подойдет срок, прикажет переместить больного в лодку, идущую за судном. Провести люстрацию лодки гораздо дешевле, нежели целого корабля и толпы людей на нем.
От матросов Каперед узнал, что корабль ушел в боковой рукав не случайно. Оставшись без прикрытия отряда, они рисковали быть ограбленными. А сюда разбойники с правобережья не доберутся. Много селений в округе, а это легкая добыча для них. Без наводки разбойники не станут грабить корабли в этом русле, а с собой они ничего ценного и легкого для переноски не везли.
Шкуры — не золото, не каждый их купит, много в лодку их не затащишь. Меха гораздо ценнее, но кто эти меха видел, кроме самого купца?