Обитаемые земли. Дилогия
Шрифт:
Гавань имела пять пристаней и большой галечный пляж, на который вытаскивали барки и лодки. У границы деревьев располагались крытые доки, где океанские корабли ремонтировали или оставляли на зиму.
Каперед едва мог видеть, зрение ухудшилось, так что он не смог лицезреть все варварское хозяйство. Иначе он нашел бы много интересного.
Дальше на север располагался отдельный мол, к которому прижались боевые ладьи и суда с провиантом. Они пришли с северных островов, привлеченные золотом. Когда род Зижав даст разрешение и провиант,
Многолюдная гавань шумела подобно рынку в городе. Рыбаки уже вернулись с утреннего промысла и заняли все проходы, любой свободный пятачок. Их товар быстро расходился. Южнее поселения, в глубине острова располагались коптильни и засолочные ванны, куда свозили улов. Готовый к продаже он возвращался в гавань и отправлялся покупателям из дальних селений.
Морская рыба особенно ценилась у варваров юга. Каперед не знал подобной еды. Рынков его родины никогда не достигали деликатесы с севера Коматии.
— Дорогу, дайте дорогу! — кричал Лимей, возглавляя отряд.
Он собирался подняться вверх от порта, где нестерпимо воняло рыбой. Он уже отправил гонца с письмом в дом Зижавов. Но пока они прибудут… Хотелось как можно быстрее сдать на руки немощного купца. Пусть его отец заботится об умирающем.
Капереда несли двое воинов под руки. Тот едва перебирал ногами, пытаясь идти. Его голова моталась из стороны в сторону, отчего усиливалась тошнота. После долгих дней на корабле он привык к качке, твердая земля теперь казалась чем-то непривычным и неприятным.
Его бы стошнило, если бы торговец что-то ел в последние дни. Но ничего кроме желчи в его желудке не было.
Картина порта промелькнула: отдельные фрагменты, скорее осколки запечатлелись в памяти. Кружились многочисленные лица, радуга эмоций, голоса от криков до шепотов.
Чувства Капереда были возбуждены, слишком чувствительны. Обилие красок, запахов и звуков оглушило его. Он потерял сознание и обвис в руках воинов.
Варвары выругались, но не особо заметили разницы. Лекарь и так едва перебирал ногами.
Отряду Лимея удалось достичь площади, где устраивались ярмарки. Площадь была запружена людьми, но толпа не шла в сравнение с тем многолюдьем, что встретилось им в порту.
Ни мрамора, ни кирпичей варвары не знали или не использовали. Они предпочитали строить из дерева на голой земле. Площадь была огорожена небольшой оградой, за которой располагались загоны для скота. Чем-то торговали, а что-то содержалось для постоянных нужд поселения.
Отдельно от всех находился храм, расположенный на возвышении в восточной части площади. К нему вела широкая лестница, ступени которой изготовлены из массивных досок. Три портала располагались на протяжении лестницы, от начала и до конца.
За храмом устроили загон с жертвенными животными; служители культа торговали всевозможным скотом: куры, петухи, козлы и козы, быки и телята. Для женских божеств — самки, для мужских —
Лимей решил отправить воина купить пару козлят — черного и белого. И пока ждал представителей Зижавов, он успел совершить обряд. Часть жертвенного животного он взял с собой, чтобы разделить его в доме купца. Знатный варвар все еще опасался, что на него и его семью повесят вину за болезнь гостя.
— Приведите в чувство этого знахаря, — приказал Лимей.
Его раздражало, что чужестранец внезапно заболел. Природа его болезни непонятна, потому пугала варваров. Лимей размышлял, а стоит ли пускать чужестранца в дом Зижавов. А если его болезнь распространится на всю купеческую семью. И не он ли является источником болезни для гостя его отца?
Такие опасные для Капереда мысли развивались, сплетались в единый клубок и привели к решению.
Лимей все как на духу расскажет патриарху семьи Зижав и сдаст на руки этого чужестранца. Пусть сам принимает решение. Но до тех пор чужака бросят во дворе, а не в самом доме. Тогда вред, причиненный чужаком, будет уменьшен. Пострадают только домашние рабы.
Все это прошло мимо Капереда. Его разум был затуманен болью, тело не реагировало на внешние воздействия. Со стороны могло показаться, что торговец умирает. Но это было далеко не так.
Откуда же варварам знать, что на самом деле происходило с чужестранцем.
Дом населяла большая семья. Отец семейства принял Лимея, не стал корить его за болезнь сына. Единственное, чего не понимал варвар, зачем ему чужеземный лекарь, который и сам теперь нуждался в помощи жрецов.
— Этот человек повинен в болезни твоего сына, он брался излечить его, — объяснил Лимей.
Этих слов достаточно, чтобы оправдаться. Лимей торопился скорее убраться из дома гостеприимца. Не хотел мозолить глаза могущественному человеку, который наверняка потребует забрать с собой чужестранца. А такая обуза варвару совсем не нужна.
Он смог убедить патриарха в том, что чужестранец сможет ответить на некоторые вопросы о болезни его подопечного. Потому необходимо дождаться, когда он придет в себя. А если не придет, то его тело можно бросить в реку. Никто не станет требовать за чужестранца возмещение, его боги и родня остались далеко на юге.
Рабы не желали прикасаться к брошенному во дворе больному. Обходили его стороной; главы семьи не настаивали, чтобы слуги заботились о чужестранце. Все внимание рода было приковано к умирающему сыну, а не к его спутнику.
Лимей, отбыв положенное время, поторопился найти барку, идущую на юг. Никто его не задерживал, лишь отправили вместе с ним запечатанное письмо — от одного патриарха к другому.
В письме не содержалось ничего порочащего Лимея, так что единственное наказание он получил от собственной совести. После того как вскрыл запечатанное послание.