Обитель подводных мореходов
Шрифт:
Егор пожал плечами, давая понять, что начальству виднее, и при этом снисходительно улыбнулся.
– Ты какой год на флоте, Непрядов?
– продолжал Иван Порфирьевич.
– Восьмой, товарищ мичман, - бойко отвечал Егор и тайком чуть подмигнул Герке, мол, приготовься отразить атаку...
– Так, восьмой, - как бы подытожил мичман и тут же сделал вывод.
– А ведь не знаешь, что во время дежурства на посторонние темы говорить с дневальным не полагается. Так орали, аж на улице слышно. И потом, чем у тебя занимаются на подсменке? Где третий?
– В кубрике, койки подравнивает, - не моргнув глазом, отчеканил Егор.
Появился Кузьма. По его помятому лицу нетрудно было догадаться, что он не упустил случая немного "прикорнуть" на койке.
Мичман сердито погрозил ему пальцем.
Кузьма невинно улыбнулся: "ну как можно, вы ж меня знаете..."
– Поглядим теперь порядок в жилых помещениях, - сказал Пискарёв, не спеша, с достоинством неся своё грузное тело по коридору.
– В кубриках?
– уточнил Егор на правах бывалого моремана.
– Я сказал: в жилых помещениях, - повторил Иван Порфирьевич.
– В кубриках размещается плавсостав, значит - корабельный экипаж. Пока что такового здесь не наблюдаю.
Непрядов вздохнул, оставаясь при своём мнении, мол, флотские традиции всё ж надо уважать...
Старшина роты, будто не замечая Егорова недовольства, продолжал перечислять ровным, бесстрастным голосом:
– Сапожная щётка валяется на полу. А лежать ей положено где?.. В пустом тувалете свет горит. А кому там сейчас темно?..
– Вы хотите сказать, в гальюне?
– опять попытался уточнить Егор.
Мичман внимательно поглядел на него и так же ровно, не повышая голоса ответил:
– Это на корабле, как приспичит, бегают в гальюн, а здесь - тувалет, и укоризненно покачал головой.
– Восьмой год на флоте, а разницы между сортирами не видишь.
– Это ж такое тонкое дело, - съязвил Егор.
– А впрочем, я не возражаю - пускай будет тувалет.
Мичман неодобрительно покачал головой и шумно вздохнул. Ему не хотелось доводить дело до принципа. Пройдя между рядами коек и заглянув на выбор в несколько рундучков, которые он, как бы к слову, назвал конечно же тумбочками, Иван Порфирьевич немного подобрел.
– Вот! Если ж порядок тут - он порядок и есть: кровати выставлены как по ниточке и палуба такая, что носовой платок об неё не замараешь.
– Вы хотели сказать - пол?
– польщённо придрался Егор.
– Палуба, если не ошибаюсь, на корабле?
– Тю на тебя!
– в сердцах выругался мичман.
– Конечно же пол, понимать должон!
Мичман ещё некоторое время бродил по кубрику, ворча и придираясь, как полагал Егор, к мелочам. Потом остановился и как-то неловко, будто у него подвернулась нога, опустился на койку.
Непрядов тут же хотел было намекнуть, что в рабочее время на койке сидеть не полагается, но потом догадался, что со стариком творится что-то неладное. Лицо его сделалось серым, взгляд потускнел.
– Вам плохо?
– забеспокоился Егор.
Не говоря ни слова, Иван Порфирьевич пошарил рукой в кармане и вытащил оттуда стеклянную трубочку с валидолом. Сунув таблетку под язык и немного выждав, облегчённо выдохнул воздух.
Оба поглядели друг на друга - Егор с состраданием, мичман устало и чуточку виновато. Пискарёв грустно улыбнулся и развёл руками, давая понять, что ничего тут не поделаешь, такие вот дела...
– Я позвоню в санчасть, - предложил Непрядов.
– Я те позвоню, - мичман строго погрозил кулаком.
Не секрет, что у мичмана пошаливало сердце, хотя он и пытался скрывать от всех свой недуг. Ему шёл уже седьмой десяток лет, но с флотом он и не думал расставаться. Семьи у него давно уж не было. Все помыслы и надежды старого служаки, казалось, не выходили за пределы ротного помещения. Здесь он дневал и ночевал. Однако в городе у него была отдельная большая квартира, которая, впрочем, чаще пустовала.
– Никаких звонков, Непрядов!
– напомнил мичман и приложил толстый палец к губам.
– Ты понял меня?
Егор кивнул.
– Добро, - сказал Иван Порфирьевич.
– А теперь проводи-ка меня, старшина, в каптёрку. Полежу малость, пока наши с занятий не пришли.
Непрядов с готовностью подставил своё плечо, и они не торопясь, будто закадычные друзья на прогулке, направились к выходу. У самых дверей в них едва не врезался Герка.
– От чумовой, - сердито произнёс мичман, не снимая с непрядовского плеча свою увесистую ладонь.
– Тебя что, укусили? Кто за тобой гонится? Куда так несёшься?!
– Звонил дежурный по училищу, - выпалил Герка.
– Непрядова срочно к адмиралу!
Пискарёв перевёл на Егора тяжёлый взгляд и спросил, убирая ладонь:
– Ничего не натворил?
– Не успел ещё.
– Ну, тогда ступай, - и предусмотрительно посоветовал.
– Дёрни-ка ещё разок ботинки щёточкой и тирани бляху.
Надев шинель и затянувшись ремнём, Егор выскочил на улицу. От шведских казарм до учебного корпуса по улице не более десяти минут ходьбы. Обыкновенно курсанты преодолевали это расстояние строем и с песней, вызывая любопытство прохожих. Непрядов же домчался за пять минут, несмотря на путавшийся в ногах палаш, который приходилось придерживать рукой.
Раздевшись в вестибюле и глянув на себя в зеркало, он не спеша уже, чтобы окончательно успокоиться, начал восходить по ступенькам адмиральского трапа.
Всё ещё теряясь в догадках - зачем это он мог так срочно понадобиться, - Егор постучал в высоченную дверь и, отворив её, решительно шагнул под своды знакомого кабинета.
Шестопалов ожидал его. Он выбрался из своего кожаного кресла и пересел на один из двух стульев, приставленных к письменному столу. Егору было предложено сесть напротив.