Обитель подводных мореходов
Шрифт:
– Дело твоё. А я тут вовсе уж ни при чём.
– Прошу тебя, Егор, не уходи...
– Ступай в дом, а то простудишься.
– Егор... А хочешь, я их всех прогоню и мы останемся вдвоём?
– она прильнула к нему.
– Ну же, решай!
– Вот видишь, какая ты, - укоризненно сказал Непрядов, отстраняя девушку от себя.
– Ну, какая, какая?..
– говорила она, едва не плача.
– Вот такая, как есть. А я совсем другой.
Подскочил Чижевский. Зло глядя на Егора, он набросил на Лерочкины плечи меховое пальто.
Непрядов решительно повернулся и, не оборачиваясь, зашагал прочь. Вскоре он догнал ушедшего вперёд Кузьму. Тот на почтительной дистанции, как частный детектив, плёлся за Вадимом и Викой.
– Отвалил?
– полюбопытствовал тот, затягиваясь дымком сигареты.
– Как видишь, - буркнул Егор.
– Ну и лопух, - откровенно выдал Обрезков,-Я бы на твоём месте такую лапушку ни за что бы не упустил.
– Пустой разговор. Ничего у нас с ней не получится.
– Тебе видней, - согласился Кузьма.
– Моя бабуля говаривала: не с красотой жить, а с человеком.
– Мудрая у тебя была бабуля.
– Но я всё ж предпочитаю и то, и другое...
За разговорами не заметили, как Вадим и Вика ушли далеко вперёд. Опомнились, когда за поворотом дороги загромыхал первый трамвай. Дружки прибавили шагу, а потом, чтобы успеть, разом взяли спринтерский рывок. И всё-таки успели вскочить на подножку последнего вагона. Они ввалились, еле переводя дух, в стылый, с заиндевелыми окнами салон. Сели друг против друга на жёсткие скамейки.
– Как думаешь, Вадимыч застукал, что мы плетемся у них в хвосте? спросил Кузьма, обмахивая шапкой разгорячённое лицо.
– Со зрением у него в порядке, - Непрядов сдернул с крючка отворот шинели.
– В конспираторы не годимся.
– Скорее, в мелкие шпики: не чисто работаем, - уточнил Кузя и полюбопытствовал.
– Всё ж интересно, о чем это они там балакают?
– и кивнул в сторону головного вагона.
– А ты пересядь к ним поближе да подслушай, раз такой любопытный, посоветовал с ухмылочкой Егор.
– Скажешь тоже, - Обрезков отмахнулся.
– Я вот другое хочу понять: что в ней такого друг ситный Вадимыч нашёл? Вот смотрю я на эту самую Вику так себе...
– Вот и я не слишком-то понимаю, - признался Егор.
– Ты же с самого начала вместе с ним был. Неужели не видел, как это всё у них получилось?
– Да видел, конечно. Вадимыч сперва на Вику тоже - ноль внимания. А вот как начала она брякать на пианино Брамса, не то Шопена - корешок так и впиявился в неё глазами.
– Жаль, что я не слышал, - вздохнул Непрядов.
– В этом, наверное, что-то есть...
– Ничего я в этой музыке не тумкаю, - откровенничал Кузя.
– По мне Лерочку твою куда приятнее было слушать, а уж глядеть на неё, - и он ладонями попытался очертить все прелести её фигуры. Непрядов от такого упрощения женской сути лишь скривил губы. У него на этот счёт были свои взгляды, отличавшиеся от Кузиных.
Вадим с Викой сошли с трамвая у оперного театра и не спеша направились в старую часть города. Егор и Кузьма всё так же неотступно, будто тени, следовали за ними, соблюдая дистанцию не менее сотни шагов.
Узкая улочка вывела их на Домскую площадь. Вадим остановился и принялся что-то возбуждённо рассказывать, показывая девушке рукой на тёмную громаду собора. Непрядов с Обрезковым терпеливо ждали поотдаль, постукивая нога об ногу. Крепкий утренний морозец порядком обоих донимал, а Вадиму с Викой точно всё было нипочём.
– Короче давай, профессор, - недовольно проворчал Обрезков, словно Вадим мог его услышать.
– Так и обледенеть можно.
У подъезда старинного трёхэтажного дома, зажатого между церковью и угловой башней замка, Колбенев, наконец-то, распрощался со своей подругой. И снова они терпеливо ждали, пока в окне на втором этаже не вспыхнул свет и не промелькнул за шторами тонкий девичий силуэт.
Подойдя к друзьям, Вадим ничего не сказал, но благодарно улыбнулся обоим. Уже втроём они резво зашагали в казарму.
Город просыпался. Появились первые прохожие. Дворники заскребли по брусчатке мостовой лопатками. Запахло сладковатым сланцевым дымом, восходившим от печных труб к густой небесной синеве. Шёл первый день нового 1956 года.
11
Когда зимняя сессия позади - у курсанта гора с плеч долой. Отдыхай себе целых десять дней, а потом снова берись за науки, вгрызайся умом в их неподатливый гранит, как это повелось со времён навигацкой школы.
Егор ждал каникул с особым нетерпением, каждый прожитый день едва не по пальцам считал, надеясь на скорую встречу со своим дедом. Теперь уже для него не существовало проблемы, как скоротать каникулярные дни, когда большинство его друзей разъезжалось по домам. Разумеется, и в былые годы дружки приглашали Егора кто в Москву, кто в Киев, а кто даже в Новосибирск. Но разве сравнить, пускай даже самое искреннее, радушие под чужой крышей с теплом того самого, единственного на земле дома, в котором живёт родной дед, - этот огромный, лохматый, добрый великан, каким он представлялся Егору со дня их короткой встречи. Впервые он испытывал какое-то необоримое влечение, забыв про Севастополь, к незнакомому месту, называвшемуся Укромовым селищем. Само слово "родина" начинало приобретать в его душе вполне определённую, конкретную значимость.
"Что ж, пускай для кого-нибудь это всего лишь точка на карте, бесконечно малое пятнышко на теле планеты, - размышлял Непрядов, - а для меня там, может статься, целый мир и вся вселенная, потому что я в той самой точке начал быть..."
Ночной поезд Рига-Псков уносил Непрядова открывать неведомую ему галактику. Он лежал на верхней полке, не раздеваясь, мечтательно заложив ладони под голову, и при тусклом свете синей лампочки глядел в подволок. За перегородкой, сойдясь в интересах, о чём-то увлечённо судачили случайные попутчики, где-то рядом сонно хныкал ребёнок, которого уговаривал ласковый женский голос. Вагон покачивало, как шестивёсельный ялик на волне. За окном непроглядная темень, временами прошиваемая искрами от паровоза.
Непрядов думал о своём дедушке. Многое в его жизни представлялось теперь более непонятным и противоречивым, чем прежде. "И в самом деле, недоумевал Егор.
– Как так можно совмещать: поп и учёный-селекционер, бывший партизан. Но почему всё же адмирал Шестопалов как-то в разговоре назвал деда "попом по недоразумению"? Что этим Владислав Спиридонович хотел сказать?.." Егору не терпелось поскорее свидеться со своим стариком, всё узнать и во всём разобраться, что касается их обоих, ныне живущих на земле, и тех, кого уже нет среди них...