Обитель подводных мореходов
Шрифт:
Утром Егор сошёл на маленькой станции, где поезд задерживался не более минуты. Никто его не встречал, да и не должен был встречать, потому что хотелось тайком, как бы со стороны взглянуть - какая она, его родина...
Место представлялось глухим. Сразу же за пристанционными постройками начинался густой лес, к которому вела накатанная в глубоком снегу дорога. В полном безветрии слегка подмораживало. Пахло угольным дымом и просмолёнными шпалами.
– Дребедень твои дела, морячок, - откровенно сказал, выслушав Егора, дежурный по станции, усатый мужчина в
– И дежурный, волоча по снегу негнувшуюся ногу, побрёл к складскому бараку, около которого рабочие в ватниках выгружали из отцепленного вагона какие-то ящики.
Ждать пришлось довольно долго. Правда, машины изредка появлялись, но ни одна из них не шла в сторону Укромова селища. Непрядов томился в служебке, не зная, чем себя занять: перечитал все наклеенные на стенах инструкции, объявления и лозунги, вдоль и поперёк измерил шагами комнату, проклиная себя, что не дал деду телеграмму. Иногда ненадолго, скрипя протезом, появлялся дежурный, - он лишь разводил руками и сочувственно качал головой. Потом снова с озабоченным видом куда-то исчезал. Но вот за окном заскрипели полозья и фыркнула лошадь.
– Эй, кто там до Укромовки?
– послышался глуховатый, требовательный голос.
Непрядов подхватил чемоданчик, собираясь выйти. Дверь перед ним настежь распахнулась, и в душное помещение вместе с клубами морозного пара ввалился бородатый старик в огромном тулупе и в меховой шапке, нахлобученной на самые брови.
– Ты что ля будешь?
– строго спросил он и ткнул в сторону Егора сложенным кнутовищем.
Непрядов подтвердил.
– Вот те на-а, - вдруг удивлённо протянул старик.
– Уж не ты ли, служба, Фрол Гаврилыча внук?
– Он самый, - охотно признался Егор и, в знак уважения, вежливо козырнул.
– А нукось, дай-ка погляжу, какой ты есть, найдёныш любезный, - старик шмякнул прямо на пол кнут, скинул рукавицы и обхватил Егора за плечи сморщенными, заскорузлыми, но всё ещё крепкими руками.
Егору стало неловко от нацеленного на него в упор пристального взгляда.
– Так и есть, - заключил старик, бесцеремонно сняв с Егора шапку, чтобы лучше разглядеть.
– Непрядовская порода: васильковый да пшанишный, в бабку весь, а уж ростом и плечами в деда вымахал, - и он по-русски троекратно облобызал Егора, пощекотав заиндевелой бородой.
– Так вы давно, наверное, знаете моего дедушку?
– захотелось уточнить Непрядову.
– А как же!
– подтвердил старик.
– Сызмала вместе росли, да и всю жизнь, почитай, как дружки закадычные, рядышком прожили.
– Значит, Плетнёв я, Фёдор, а по батюшке Иванович. Иль дед не сказывал тебе про меня?
– Да как-то не пришлось, - замялся Егор.
– Вот, хрен старый, - незлобиво высказал старик, наперёд убеждённый, что именно о нём Егору обязаны были поведать в первую очередь.
–
– Мы и виделись-то недолго. Разве за пару часов обо всём скажешь?
– И то верно, - согласился дед Фёдор.
– Теперь, чай, наговоритесь досыта.
Вскоре уже Непрядов полулежал в розвальнях на душистом сене, заботливо укрытый какой-то старенькой овчинкой.
– Чего ж телеграммку не отбил?
– укорял старик.
– Гаврилыч ждёт не дождётся, а он вот накось - тайком.
– Торопился, - пробормотал Егор, зевая.
– То-то вижу, - бубнил дед Фёдop в бороду.
– А ежели б мне на станцию ноня без надобности? Тогда как?
– Строевым порядком, пешком бы пошёл.
– Это как же, - усомнился дед, - по такому морозу и в такую даль?
– Да вот так бы и пошёл: вперёд и с песней.
– А вот балабол ты - уж не знаю в кого, - старик заколыхался от смеха и полез в карман за кисетом.
– Как прибудем, я для тебя, Егорка, баньку истоплю, - посулил он.
– Знатную баньку мы с твоим дедом на пасеке поставили. Оно с морозца-то, знаешь, как все внутренности продерёт!
Непрядов сонно кивал, прислушиваясь скорее к интонации неторопливого дедова говорка, чем вникая в смысл его певучих слов.
– Умаялся, - сочувственно качал головой дед.
– Эх, горемыка ты, горемыка... И где ж тебя столько лет по белу свету мотало?
Егор не отвечал, всё глубже погружаясь в какое-то приятное, умиротворённое состояние, когда мысли возникают как бы сами по себе и так же незаметно растворяются, не получая своего завершения. Под овчиной, припахивавшей кислой капустой, было по-домашнему тепло и уютно. Полозья тихо скрипели, пофыркивала кобыла, и всё бубнил о чём-то старик...
Когда Непрядов очнулся ото сна, кобыла лениво тянула розвальни вдоль опушки дремучего леса. Заходила лёгкая позёмка, путаясь в ногах у лошади.
Старик покрутил головой, понюхал красноватой картофелиной носа морозный воздух и озабоченно изрёк:
– Как бы завируха не началась. Эвон, как навалились тучи-нахлабучи...
– А долго ещё?
– взбодряясь, полюбопытствовал Егор.
– Да не-е, - сказал дед Фёдор.
– Если б сейчас лето и напрямки через лес, то рукой до Укромовки подать, - и он махнул рукой в сторону просеки, куда с дороги сворачивал наезженный след.
– Мне вот только на ферму к дочке надо заглянуть. Придётся вкруговую лишнюю версту прихватить.
Егор сбросил тулуп и соскочил с розвальней размяться.
– Ноги зашлись?
– посочувствовал дед Фёдор.
– Малость есть, - признался Непрядов.
– Ну да ничего, скоро уж в тепле будем.
– А если пешком через просеку, это долго?
– Да смотря как идти. Налегке час иль помене того.
– Годится, - решил Егор.
– Так я пошёл своим ходом. Посмотрим, кто быстрей.
– Ты вот что, Егорка, не шубуршись, - предупредил дед.
– Это тебе, чай, не город, тут на деревах семафоров нету.