Обитель подводных мореходов
Шрифт:
– О чём?
– Да о том, что песни, как и сны, бывают вещими...
– Уже теплее, - подсказала она, выдавая взглядом нетерпеливое ожидание, почти муку.
Но Егор всё медлил, смущаясь и уже сам мучаясь от слишком затянувшейся паузы.
– Кажется, я обещала тебе награду, - вспомнила она, - только её надо заслужить, - и громко позвала.
– Паж!
Чижевский будто из-под земли вырос перед ней.
– Слушаю и повинуюсь, моя королева!
– Придумай этому рыцарю обет, который он должен
– Тэ-экс, - протянул Эдик, давая понять, вот теперь-то попался, голубчик; немного подумав, сообразил: - А сделать он должен вот что, - и негромко прошептал, чтобы не слышали посторонние.
– Пускай выберет самую некрасивую из верноподданных моей королевы, танцует с ней весь вечер, а в конце объяснится в любви и при всех поцелует её.
– Ах, жестокий паж,- Лерочка возмущённо погрозила пальцем.
– Не выйдет! Достаточно и одного танца с поцелуем в конце - и только руки.
– Исполнять!
– каким-то жестяным, бесстрастным голосом приказал Чижевский.
– Я бы рад, - пробовал отговориться Непрядов, - но у столь прекрасной королевы не может быть некрасивых фрейлин.
– Есть, - все так же невозмутимо промолвил Чижевский и показал на худенькую девушку, от которой не отходил Вадим Колбенев.
Они по-прежнему о чём-то увлечённо разговаривали, ни на кого не обращая внимания.
– Я жду, - с наигранной строгостью прошептала Лерочка.
– В награду три моих поцелуя.
– Это невозможно, - со вздохом признался Егор.
– Но почему?
– Лерочка удивлённо захлопала пушистыми ресницами.
– Мой рыцарь испугался?
– Не в том дело, - продолжал Егор, стараясь всё обернуть в шутку.
– В обществе этой дамы находится другой благородный рыцарь, мой друг. И потому я не могу затронуть его чести.
– Да он просто струсил, королева, - Эдик неприятно хихикнул.
– Нет, - жёстко сказал Егор.
– Просто я в такие серьёзные вещи не играю.
– О, королева!
– рванулся было Эдик.
– Позволь мне исполнить этот обет и получить обещанную награду.
Лерочка выжидающе глянула на Егора.
Тот не двигался. Но взгляд его становился недобрым.
– Так вот же тебе мой приговор, отступник, - в знак заклятья она подняла руку.
– Всю новогоднюю ночь ты должен оставаться один, до тех пор, пока я не прощу тебя, - и с царственной снисходительностью протянула Чижевскому руку.
– Со мной танцует мой верный паж.
– Для пажа это безопаснее,- согласился Егор и так выразительно глянул на Чижевского, что у того не осталось сомнений, как бы повёл себя Егор в случае продолжения "пажом" его не столь удачной шутки...
Почувствовав неладное, Лерочка заставила себя расхохотаться, - она вынудила соперников улыбнуться ей.
Всех пригласили подняться в мансарду, где их на большом, застланном скатертью столе ожидал пыхтевший
Непрядов, сидя в конце стола рядом с Кузьмой, начинал тяготиться неопределенностью своего положения. Ему не хотелось придуриваться, разыгрывая из себя опереточного недотёпу. Он понял, что за свадебным столом в этом доме ему никогда уже не сидеть.
Снова начались танцы: кавалеры приглашали дам. Вадим ни на шаг не отходил от своей худенькой, большеглазой девушки и всё время о чём-то увлечённо рассказывал. Она слушала его внимательно и доверчиво, по-детски чуть склонив голову набок, будто ей рассказывали интересную сказку. Им, наверно, хорошо было вдвоём, и они никого не замечали.
Егор ненавязчиво, осторожно приглядывался к Вадимовой избраннице, стараясь понять, почему Чижевский посчитал её самой некрасивой среди всех Лерочкиных подруг. Впрочем, как рассудил, причиной тому могла послужить болезненная бледность её лица, но не сами его черты - тонкие и правильные, как у грустной царевны Несмеяны из мультфильма. Ведь разглядел же в ней Вадим нечто такое, что, вероятно, не всякому дано видеть...
Воспользовавшись толкотнёй и шумом модного "рок-н-ролла", Вадим со своей "Несмеяной" выскользнули в прихожую. Вскоре чуть слышно хлопнула входная дверь.
– Пожалуй, и нам пора, - сказал Кузьма.
– Не годится Вадимыча оставлять. Всё-таки ночь ещё. Привяжутся к нему какие-нибудь алкаши, а он и драться-то не умеет...
– Разумеется пора, - согласился Егор.
– Смоемся и мы на английский манер, не слишком хлопая дверью.
Разыскав в прихожей свои шинели, дружки подались во двор. Застёгиваясь на крючки, они дошли уже до калитки, как дверь снова отворилась и Егора окликнули. Он обернулся. По заснеженной дорожке, путаясь в полах длинного платья, к нему бежала Лерочка. Непрядов невольно сделал несколько шагов ей навстречу.
– Ты обиделся, Егор?
– с тревогой спросила она.
– Пустяки, - благодушно ответил он, как о чём-то таком, что уже не имело никакого значения.
– Но ты же уходишь!
– Ухожу, потому что пора.
– В чём дело? Ну, почему?
– Да потому, что я никогда не предаю друга, не обманываю женщину и не обижаю ребёнка.
– Какой же ты дурашка, Егор. Ведь это была шутка.
– Возможно. Только не такая уж безобидная, как тебе кажется.
– Тогда хочешь, я для тебя сделаю, что никогда бы в жизни не сделала ни для кого другого: я при всех извинюсь перед Викой.