Обманщики. Пустой сосуд
Шрифт:
Главарь посмотрел на Лин с легкой тенью любопытства, а потом вдруг схватил ее за плечи и прижал к себе. Лицо его исказилось от боли, но казалось, боль эта ему нравилась.
— Что ты можешь такого сделать, маленькая глупышка?
Так близко от язв вонь была совсем невыносима. Все же, переборов тошноту, Лин смогла сказать:
— Я… ученица… лекаря… я знаю… как… это… вылечить…
Главарь чуть отстранился, разглядывая ее. Смотрел с любопытством, и Лин чувствовала себя насекомым, которому дурной мальчишка собирается оторвать крылья.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Как ты это сделаешь?
— У меня при себе есть травы. Нужен жир, чтобы сделать мазь.
Главарь рассматривал ее еще какое-то время, потом толкнул на постель и, небрежно запахнув рубаху, подозвал одного из своих приближенных — из числа тех, кому не позволено было пить.
— Принеси миску жира. И тавро. Если эта малышка будет вести себя глупо, придется ее пометить.
Лин содрогнулась.
Вернувшись к постели, главарь развалился на ней, подперев щеку рукой и разглядывая Лин. Холодок от этого взгляда бежал по коже.
— Как ты собираешься вылечить болезнь, о которой не знают мои лекари?
— Ее давно уже лечат в Хункасэ, — Лин вздернула подбородок, пытаясь спрятать страх за бравадой. — Мой наставник научил меня всему. После лечения даже шрамов не останется.
Наставник в самом деле рассказывал ей, как лечить песчаную лихоманку. В Хункасэ едва ли можно было встретить ею заразившихся, но наставнику приходилось лечить людей, пока он жил на юге. Это была непростая задача, требовалось немало трав, порошков и притираний, целебные ванны и пилюли, и все перечисленное отнюдь не гарантировало излечения. Об этом Лин, конечно же, умолчала, стараясь держаться уверенно, даже самоуверенно. Не дать главарю ни малейшего повода усомниться в ее знаниях и способностях.
Когда принесли жир, она подвязала рукава и, выложив пакетики с порошками на стол, начала смешивать мазь. Снотворное Лин отложила отдельно, надеясь воспользоваться, когда подвернется случай.
— Почему ты не читаешь заговоры?
Лин обернулась через плечо. Главарь продолжал на нее смотреть с интересом, но чуть поумерил свою плотоядность.
— Неудивительно, что ваши лекари ничего не могут поделать, — покачала головой Лин. — Вас лечат заговорами и бормотанием.
Она ниже склонилась над чашей с жиром, отмеряя порошки. Какой у мази будет эффект, Лин даже не подозревала, знала только, что будет больно — таково свойство страшных гнойных язв, оставленных на теле песчаной лихоманкой. Больные, принимающие целебные ванны, по словам мастера, «кричали, как резаные». Поэтому снотворное в вино Лин добавила, уже не таясь.
— Лечение причиняет боль. Это поможет ее уменьшить. Выпейте, а я нанесу мазь на ваши язвы.
Глядя на Лин с очень неприятной настороженностью, главарь подошел, понюхал вино — снадобье, конечно же, ничем не пахло — и после кратких раздумий сделал глоток. Увы, ни одно снотворное не действует мгновенно. Только в сказках чары погружают людей в сон после первого же касания.
— Будет больно сперва, лекарство сразу не подействует. Я помогу вам снять рубашку. Сядьте.
Главарь опустился на складной табурет, глядя на Лин снизу вверх. Не в первый раз она подивилась тому, как скверно сочетаются его прекрасное лицо и грубая жестокость. Или же язвы на теле, а не лицо, были отражением его натуры?
Когда девушка начала наносить мазь, мужчина даже не дрогнул, хотя Лин знала, что боль должна быть сильной. Он сидел, прихлебывая вино, и продолжал смотреть на нее снизу вверх. А потом вдруг схватил ее за шею больно, нагнул к себе и поцеловал. Лин замутило от страха и отвращения. Отстранившись, мужчина прикусил ей губу, больно, до крови, и улыбнулся.
— Теперь тебе тоже больно, маленькая моя. И будет еще больнее.
Лин вырвалась.
— Дайте мне закончить.
— Кончай.
Сказано это было таким тоном, что у Лин загорелись уши. Словно бы нечто необыкновенно непристойное и оскорбительное прозвучало. С удвоенным усердием она принялась наносить мазь, надеясь, что боль будет по-настоящему мучительной. Главарь пил. С каждым глотком его движения замедлялись, глаза заволокла постепенно пелена. Наконец он утратил контроль над собой и стал стонать сквозь зубы. Прошло еще несколько минут, прежде чем снадобье подействовало, и мужчина кулем свалился с табурета. Лин медленно стерла с рук остатки мази.
На этом месте план ее кончался, собственно, даже не начавшись. Лин совершенно не представляла, что сделает, когда главарь уснет. Взгляд ее пошарил по комнате. На подставке — невероятной красоты резной подставке из зеленого и белого нефрита, наверняка украденной из богатого поместья, — покоился меч. Был он массивный, грубый на вид, и казалось, изысканный резной камень вот-вот сломается под гнетом. Лин попыталась поднять этот меч, и он в самом деле оказался для нее слишком тяжелым. Зато она отыскала небольшой кривой нож, и он был в самый раз. Стиснув сделанную из рога рукоять, Лин медленно подошла к лежащему на коврах мужчине.
Нужно просто воткнуть этот нож ему в сердце. Или перерезать горло. Первое проще, второе — надежнее, хотя Лин сомневалась, что у нее достанет сил.
Она сомневалась, что у нее достанет духу.
Лин опустилась на колени, прицелилась, держа нож обеими руками, занесла его над головой, надеясь увеличить силу удара. Широкая ладонь сжала оба ее запястья, выкрутила, и нож полетел в сторону. В следующее мгновение Лин оказалась прижата к коврам и шкурам тяжелым, смердящим телом. Главарь вновь поцеловал ее, грубо, кусая губы, а потом рассмеялся:
— Я все ждал, когда ты начнешь действовать. Это все, что ты можешь? Какое разочарование! Батуны! Мой хлыст!
Лин сжалась от страха, пытаясь стать как можно меньше и незаметнее. Продолжая удерживать оба ее запястья, главарь поднялся и толкнул девушку в руки своего подручного.
— Держи ее крепче.
Первый удар, нанесенный по спине, был еще терпим. Второй был сильнее и разорвал ткань одежд. Лин взвыла от боли. Главаря словно бы подстегнул этот звук, и удары посыпались один за другим. Вскоре боль стала почти невыносимой, и Лин потеряла сознание.
За истекшие годы пустыня, конечно, изменилась, но карта, между тем, оказалась, к удивлению Цзюрена, достаточно точной. На ней были указаны несколько колодцев, что встретились им по пути. Два оказались пересохшими и были занесены песком, в остальных была вода, а вокруг следы недавно проезжавших всадников. А пару часов спустя на горизонте показалось зарево. Абаш отправил Ратаму на разведку, а все остальные до поры спешились и укрылись за одинокой скалой в густой тени.