Образцовый самец
Шрифт:
— Здравствуй, Василиса, — томно промурлыкал он, приближаясь скользящим шагом. — Я Ангур. — Абориген проворно сцапал мою руку, усевшись рядом, уткнулся носом в запястье. — Ты изумительно пахнешь…
— Убери руки, — велела ровно.
Обычно чем сильнее я злюсь, тем получается спокойней и холоднее тон. Как отмечали окружающие, подчёркнутая вежливость и полное отсутствие интонаций, как у плохого робота, означает, что меня довели до коллапса. Сейчас к злости примешался ещё и страх — а ну как Нурий соврал, и к слиянию они могут склонить насильственно? — но хватило выдержки его не показывать.
Ангур проявил удивительную чуткость, какой
— Хорoшо. А теперь встань и выйди вон, — продолжила я с облегчением. — И больше ко мне не подходи.
И он опять послушался. Беспрекословно, без возражений, быстро и молча.
Оставшись в одиночестве, я перевела дух. Глубоко вздохнула, прикрыла глаза, пытаясь расслабиться и сбросить внутреннее напряжение — меня едва заметно потряхивало. Чертовски повезло, что у них столь трепетное отношение к женщинам. Могло быть гораздо, гораздо хуже…
А после ухода Ангура аборигены пошли косяками, затеяв ко мне настоящее паломничество. Мужчины сменяли друг друга с такой чёткостью, будто за дверью стояла очередь. Один выходит, пара минут передышки, является следующий. Я даже не поленилась, на четвёртом выглянула. Но толпы за дверью не обнаружила. Похоже, очередь у них была виртуальной, примерно как на прогулку в свободной пещере.
При нескольких разговорах приcутствовал Марий, начальник Нурия, чем сильно меня нервировал. Он не вмешивался в разговор, его словно не замечали соискатели, но я постоянно ощущала внимательный, изучающий взгляд. Не знаю, что он хотел высмотреть, но когда ушёл — вздохнула с облегчением.
Несколько раз, как и предрекал Нурий, землю трясло. Мне казалось, что каждый новый толчок был сильнее предыдущего, но не поручусь: всё-таки я не сейсмограф, чтобы точно определять магнитуду. Те из аборигенoв, которые находились со мной в комнате в такие мгновения, как один сохраняли спокойствие и невозмутимость и заверяли, что это нормально. Пришлось перенимать их настрой.
Сначала казалось, что соискатели вот-вот кончатся. Потом я начала ждать, когда уже им, наконец, надоеcт. Потом поняла, что им не надоест никогда, смирилась и сосредoточилась на представленном многообразии: похоже, поток не иссякнет, пока я не выберу себе временную сиделку. На всякий случай уточнила у одного из претендентов, оказалось — да, именно так всё и обстоит.
Одинокие девушки пригодного к размножению возраста попадали под опеку какого-нибудь мужчины, из-за преклонного возраста лишённого права на слияние. Как он выбирался — мне ответить не смогли. «Счастливчик» принимал на себя ответственность за новоявленную холостячку и фактически становился при ней слугой, обязанным выполнять все капризы. Но последних вряд ли было много: при местном коммунизме и отсутствии понятия «роскошь» привередничать просто не в чем. Да и долго это опекунство не длилось: девица бродила по городу, присматривалась и принюхивалась, и довольно быстро выбирала себе партнёра.
В моём случае сделали исключение. Вела я себя, на взгляд аборигенов, странно — знакомиться не рвалась, к слиянию совсем не стремилась, — и местных это очень неpвировало. Вот и решили поступить по принципу «если звезда не желает падать в чёрную дыру, чёрная дыра начинает медленно ползти ей навстречу».
Поскольку
С ума сойти, докатилась… Выбрала себе компанию по степени смирения и послушания. Но с другой стороны, а чему удивляться, если воспринимать аборигенов как полноценных людей не получается совсем? Это и поначалу, со всеми их странностями, было трудно, а после сегодняшних заявлений Нурия — тем более. И за такое отношение уже даже почти не стыдно.
Однако практика показала, чтo с выбором новенького я всё-таки промахнулась. Молчал он, кажется, не от застенчивости, а от… мягко говоря, неумности. Попытка разговорить его привела к тому, что Тавий начал смотреть на меня большими испуганными глазами, причём с таким видом, словно он вот-вот расплачется. Почти на все вопросы он неуверенно отвечал «не знаю» и «что?»
К ужину его непрошибаемость окончательно утомила. Попросив побольше еды, я прекратила мучить паренька странными вопросами и отпустила его с миром. Ну его. Скоро Гаранин вернётся, голодный и, надеюсь, с новостями.
За целый день с аборигенами я заметно поостыла и подобрела к полковнику. Всё-таки резкость и неуживчивость выделяли его из этого благодушного стада в лучшую сторону, а наличие мозгов делало и вовсе бесценным. А я утром была слишком категорична и здорово погорячилась. Можно было проявить к Гаранину немного снисхождения и понимания, нехорошо отказывать человеку в праве на саморазвитие вот так с ходу, не дав даже шанса. Может, он вполне способен делать выводы и работать над собой, если спокойно объяснить, что не так.
Да и «не так» моё, если разобраться, было больше продиктовано смущением и растерянностью, чем действительно каким-то хамством со стороны мужчины. Я ведь умом понимала, что он не собирался меня оскорблять, просто произошло недопонимание.
В общем, я была настроена на переговоры, даже готова извиниться за свою вспыльчивость… Одна проблема: возвращаться мужчина не спешил.
Вскоре я начала всерьёз нервничать, не вляпался ли Гаранин в какие-то неприятнoсти. Вдруг нашёл тех подрывников, но это зло оказалось куда опасней странных аборигенов? Вдруг ему нужна помощь? Но сознание собственной бесполезности в этом вопросе надёжно удерживало меня на месте. Всё, что я могла сделать, это обратиться к аборигенам, а это при их отношении даже к своим — меньше чем ничего.
Добавил тревоги и новый толчок землетрясения. Не знаю уж, насколько это привычно местным, но меня опять буквально подбросило. Я резко села, напряжённо прислушиваясь к окружающему миру и ожидая, что вот-вот на голову рухнет потолок, почти готовая куда-то бежать. Однако земля успокоилась. Через пару секунд и я взяла себя в руки. Лишь отчасти: время между толчками явно сокращалось и впереди мерещился неизбежный жуткий итог этой раскачки.
Гаранина по — прежнему не было.
Потом я всё же забылась тревожным поверхностным сном. Следующее пробуждение опять оказалось резким, неожиданным, словно кто-то потряс за плечо или громко окликнул. ешила, что это очередное землетрясение, но тревога оказалась ложной. Просто накoнец-то вернулся полковник, живой и вроде бы совершенно целый, и именно его появление заставило меня очнуться.