Образцовый самец
Шрифт:
— Ничего похожего на знакомые варианты захоронений я не встречал, но это не показатель, — туманно отозвался полковник. — Вариантов масса.
Мы некоторое время помолчали, пока Гаранин заканчивал с едой.
— Честно говоря, мне тоже хочется убить кого-нибудь из них. Ну, для эксперимента, — призналась я со вздохом. — Посмотреть на реакцию, расчленить труп… кажется, во мне просыпается вкус к биологии. Пристрелишь кого-нибудь, когда будем уходить?
— Как они тебя достали-то! — рассмеялся Гаранин. — Посмотрим по обстоятельствам, кровожадная женщина.
—
— Я бы и один подобное оставил на крайний случай, а с тобой тем более! — отмахнулся полковник.
— А в меня они стрелять не будут, я же женщина!
— И ты готова поставить на это свою жизнь? — мужчина насмешливо вскинул бровь. — Вась, не дури. Кстати, я не уверен, что у них есть чем стрелять. Ничего похожего на привычное оружие я не видел.
— Кстати да. Даже на примитивное, вроде дубин, — сообразила я. — Может, им хватает плюющихся кислотой арениев? Они вон даже с брухами сражались только с их помощью.
— Может быть. Но это тем более странно, учитывая наличие нитроглицерина у их врагов. С другой стороны, чему удивляться, если они явно не знают, что такое взрывчатка!
— Почему ты так решил?
— А ты не заметила? Они же на землетрясения реагируют точно так же, как на тот взрыв. Ну только еще позу устойчивую стараются принять перед тем, как замереть, — легко пояснил Гаранин.
— Думаешь, они настолько тупые и вообще не поняли, что тогда произошло? — с сомнением предположила я.
— Да чёрт знает. Ладно, давай спать. — Гаранин поднялся, стянул рубашку, покрутил головой, разминая шею. Потом поднял и легко переставил столик-арений в угол, наc эти аппараты не слушались.
— А может, мне завтра с тобой на разведку пойти? Просто так, на всякий случай, — понимая, что говорю глупости, всё-таки предложила я. И добавила совсем уж жалко: — У меня плохое предчувствие.
— Не ерунди, — корoтко отмахнулся Захар. Проходя мимо, отечески потрепал меня по макушке. Я настолько опешила от неожиданности этого жеста, что даже отшатнуться не сообразила. А потом стало поздно возмущаться, мужчина уже присел на край постели со своей стороны и принялся разуваться. — Мы выберемся.
— А есть куда выбираться? — спросила совсем уж тоскливо.
— Отставить панику, — велел полковник. — Отбой.
Не повышая голоса, даже как будто не меняя интонации, спокойно и чётко. Но всё равно сказал так, что я без возражений послушно поползла на своё место в кровати.
— Захар, — тихо позвала, когда свет погас.
— Ну что ещё? — со вздохoм отозвался он.
— Извини за утро. Но очень ты меня рассердил этими своими поощрениями за хорошее поведение…
— Замяли. Я тоже был не прав. Думать надо, с кем тупые шутки шутить.
— То есть ты не обиделся? — продолжила допытываться я. Не то чтобы всерьёз сомневалаcь — в его голосе слишком отчетливо слышалась улыбка, да и не такой человек Гаранин, что бы дуться из-за нескольких сказанных в споре слов. Прoсто…
Хотелось поговорить. Хоть немного. Послушать рваный, каркающий тембр,
— Вась, уймись, — не понял моих надежд Гаранин.
Я уже было набрала воздуха, что бы задать еще какой-то вопрос и продолжить дёргать мужчину, но тот опять разрушил все планы неожиданным поступком. Он молча подгрёб меня к себе одной рукой, уложив заодно набок и устроив так, как ему было удобнее.
От неожиданности я опешила и лишилась дара речи, замерла пoд тяжёлой рукой. Однако полковник больше не издал ни звука, а спустя несколькo секунд и вовсе задышал спокойным, медленным дыханием крепко спящего человека.
Я же долго ещё лежала, тараща глаза в плотный желтоватый сумрак. Слишком мало устал разум, чтобы быстро уснуть, и слишком сильно меня сейчас занимали непривычные телесные ощущения.
Звук ровного дыхания где-то у затылка, тепло и тяжесть слегка придавившего меня жилистого, твёрдого тела. Рука поперёк талии. Запах. Странное дело, Гаранин целый день где-то шастал, потом пренебрёг водными процедурами, и вроде бы пахнуть от мужчины должно противно. Но запах не просто не раздражал, он казался приятным.
Какая низкая непоследовательность и переменчивость с моей стороны. Буквально несколько дней назад вместе со всеми коллегами смеялась станционным анекдотам про чёрного полковника, относилась к нему с пренебрежительным снисхождением, забывала здороваться при встрече. А стоило попасть в беду — и сразу начбез стал казаться отличным мужиком. И надёжный-то он, и двигается красиво, и лежать в его объятьях тепло и уютно…
От того, чтобы заговорить об этом и попросить прощения за поведение на станции и свои прежние нехорошие мысли, удерживала уверенность: Гаранин в лучшем случае отмахнётся, а то ещё посмеётся над глупостями, кoторые от безделья лезут мне в голову. Ему явно было плевать, что думал о нём гражданский персонал «Чёрного лебедя». И от этого мне становилось ещё более стыдно.
С этими мыслями я в итоге и забылась рваным поверхностным сном. И сквозь сон — а может, во сне, — почувствовала, как зашевелился полковник. Приподнялся на локте, ладонь другой руки скользнула по моему боку вверх, к плечу. Кончики пальцев едва ощутимо пригладили торчащие короткие прядки над ухом — осторожно, словно ежовые иголки. Потом совсем уж неуловимое прикосновение к виску — и постель слегка спружинила, когда Гаранин откатился в сторону, чтобы встать.
Сквозь сон же я слышала — или, скорее, ощущала, потому что двигался начбез очень тихо — как мужчина ходит по комнате, как шумит за стеной вода. Потом, кажется, опять провалилась глубже в сон, потому что момента ухода полковника не заметила.