Общество сознания Ч
Шрифт:
– Во-во, и я от дыма плачу, - сказал отец Василий, заметив, как он утирает глаза.
– Кто напустил? Эй, звонарь!
– окликнул он Полупятова, уже направлявшегося с колоколом в руках на колокольню.
– Ты что, сырых дров в печку заправил?
– Не-е-ет, - заморгал Полупятов, боясь, что ему запретят быть сегодня звонарем.
– Ну как же «нет»?! Дыму-то сколько в храме!
– Отец Василий, это не он, - вдруг вступилась за Полупятова одна из старушек, Прасковья.
– Это матушка зачем-то приволокла охапку сырых поленьев и сама в печь всупонила.
– Матушка!
– Отец Василий оглянулся в поисках своей супруги.
– Наталья Константиновна! Ты что же это, свет мой ясный?
– Прости, отец Василий, бес попутал, - взмолилась матушка.
– Сейчас унесу.
– Ладно уж, Вячеслав отнесет. А ты, Алексей, можешь идти на колокольню. Да смотри звони размеренно, но не медленно. Вот так: бом-раз-два, бом-раз-два, бом-раз-два! Понял?
– Сделаем!
– обрадованно поспешил выполнять свое ценное поручение Полупятов.
Вячеслав отправился утаскивать сырые дрова, хотя бес, попутавший матушку, уже сделал свое дело - едкий голубой дым, слоями распространившись по храму, долго еще будет щипать глаза, особенно если еще и трогательные мысли голову щекочут.
Храм заполнялся народом, прошел слух, что целый автобус из окрестных сел и деревень привезли. Особенное оживление вызвал приезд местночтимой знаменитости Анны Афанасьевны, восьмидесятилетней старушки, которая в молодости пела в этом храме и славилась на всю округу. Она с достоинством заняла свое место на «крылосе» и принялась умело разбирать разложенные на поставце книги для пения. Чижов, матушка Наталья Константиновна, Прасковья и Мария пристроились к ней, ожидая особенных указаний. Потом появился из алтаря отец Василий и стал распределять, кому что нести. Чижову досталась хоругвь, матушке - икона Воскресения, Анне Афанасьевне дали фонарь, Вячеславу - большую свечу, Ладе - свечу поменьше.
– А где Бедокуров?
– спросил батюшка.
– А, вот вы. Возьмите вторую хоругвь, она очень тяжелая, а вы здоровяк.
Чижова резануло, что батюшка подчеркнул крепость белокуровского телосложения в противовес не очень крепкому телосложению Чижова, но и порадовало то, как отец Василий ошибся в произнесении фамилии главного редактора «Бестии». Точно, что он Бедокуров! Даже этот едкий дым стал казаться набедокуренным Белокуровым, а не матушкой.
Выстроились, отец Василий снова поспешил в алтарь. Стали ждать колокольного звона. Наступила торжественная тишина. И вот - бом, бом, бом - зазвенел Полупятов, распахнулись Царские врата, из алтаря вышел дорогой батюшка с крестом и фимиамом, громко запел:
– Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесах, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити!
Крестный ход тронулся за Анной Афанасьевной, несущей фонарь с горящей внутри него свечой, за ней - матушка с иконой, Чижов и Белокуров с хоругвями, отец Василий, за ними - все остальные. Выходя из храма с пением тропаря, Чижов глянул на второго хоругвеносца, и Белокуров тоже посмотрел на него. И невольно оба улыбнулись друг другу. Потом шли вокруг храма, продолжая петь взволнованными голосами, и Чижов уже мысленно молился обо всем хорошем, что было задумано: о том, чтобы отец Василий и матушка Наталья оказались венчанными, чтобы поединок с Белокуровым прошел бескровно, чтобы в следующее воскресенье отец Василий повенчал Чижова и рабу Божью Елизавету…
Обойдя вокруг церкви, остановились у затворенных врат, словно в преддверии Гроба Господня. Ветер с реки раскачивал хоругви, трепал пламя свечей. Отец Василий встал спиной к вратам храма, помолчал немного и радостно запел:
– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!
И все подхватили эту песнь, возвещающую о том, что воскрес Спаситель наш, Он снова с нами - встречайте! встречайте Его!
Чижов и Белокуров снова переглянулись и снова улыбнулись друг другу. На жену-изменщицу у Василия Васильевича пока еще не хватало силы и радости посмотреть.
Отец Василий стал читать «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…», а все люди на каждый стих отвечали пением «Христос воскресе из мертвых…». Наконец батюшка движением креста начертал крестное знамение на вратах храма, отворил их и повел крестный ход за собой внутрь. Подойдя к правому клиросу, Чижов вставил древко хоругви в ячейку, а сам отправился на клирос вместе с Анной Афанасьевной, матушкой, Прасковьей и Марьей, начался канон Иоанна Дамаскина. Сейчас все существо Василия Васильевича было охвачено пасхальной радостью, по сравнению с которой и измена жены, и завтрашняя дуэль, и даже невенчанность отца Василия и Натальи Константиновны - все казалось мелким пустяком. На каждое приветствие отца Василия «Христос воскресе!» Чижов громко и счастливо отвечал: «Воистину воскресе!» Потом было пропето «Друг друга обымем, рцем: братие! и ненавидящим нас простим вся воскресением!», и все стали целоваться. Расцеловавшись с батюшкой, матушкой, Анной Афанасьевной, Прасковьей и Марьей, Чижов почувствовал такое сильное умиление, что сошел с клироса, шагнул прямо к Белокурову и сказал ему:
– Христос воскресе, Борис!
– Воистину воскресе… - растерянно и растроганно пробормотал в ответ Белокуров и троекратно облобызался со своим завтрашним соперником, и Чижов только теперь почему-то обратил внимание на то, что он сбрил свои роскошные усы.
– Христос воскресе, Ладушка, - подошел Василий Васильевич к жене-изменнице, обнимая ее и целуя. Сейчас он чувствовал себя не ее мужем и даже не Василием Чижовым, а служителем Солнца Правды, облаченным в красный пасхальный стихарь.
Жена так взволновалась, что даже не смогла четко вымолвить свое «Воистину воскресе». Ее волнение тронуло его душу, и, возвращаясь на клирос, он шептал себе: «Мы повенчаемся!»
Отец Василий принялся читать слово Иоанна Златоуста, Чижов вслушивался в него как никогда. Богатые и нищие днесь становятся друг против друга и с целованием вместе радуются воскресшему Христу, постившиеся и непостившиеся, усердные и ленивые, твердые и шаткие, верные и неверные, обманутые мужья и коварные любовники…
– Где, смерть, твое жало? Где твоя, аде, победа?
– возглашал батюшка.
– Воскресе Христос, и ты низвергся еси! Воскресе Христос, и падоша демони! Воскресе Христос, и радуются ангели! Воскресе Христос, и жизнь жительствует!..
За окончанием утрени последовало совершение часов и литургии, и время летело незаметно, как всегда бывало в пасхальную ночь. Чижов читал и пел на клиросе вместе с женщинами, зная, что голос его красиво распространяется по храму и что Белокуров и жена слышат его. Что же они сейчас чувствуют оба? И почему он сбрил усы?..