Одна и без оружия
Шрифт:
— Не будет ли мой визит для Бадашева точно камень с неба?
— Он о тебе уже знает и ждет. Еще есть вопросы? — Умар встал, давая понять, что переговоры закончены, пожал руку, сказал: — Буров заверил, что на тебя можно рассчитывать и надеяться. Я с ним согласен.
На том же уазике меня подбросили до ближайшей станции, и на первом же поезде я вернулся в Москву. Не заезжая домой, там меня все равно никто не ждал, даже не позвонив Бурову, пересел на электричку. Устало закрыл глаза под мерный перестук колес, мысленно перепахивая все, что произошло со мной за эти дни. Незаметно заснул.
— Скоро ваша станция, — толкнул меня сосед, — проспите.
Поблагодарив попутчика, сошел с поезда и взял такси.
Доехали до шлагбаума. Прямо-таки воинская часть. Часовые с оружием расхаживают взад и вперед. Дежурные по КПП с пристрастием проверяют документы.
— Мне к Бадашеву, он обо мне знает, — говорю парню, который с подозрением рассматривал меня и мои бумаги.
— Пройдемте в помещение, оттуда позвоним руководству.
Иду вслед за ним. На пороге вырастает стройная девушка, как все, в камуфляжной форме и прикладывает палец к губам: ни гу-гу. Чуть было не вырвалось: «Ия!»
Игоря я узнала еще издалека, когда он только подходил к проходной. В голове завертелось: как он здесь оказался, что ему надо? Вот будет потеха, если еще и обниматься кинется. Выкручивайся потом. Может, скрыться от него? Нет, поздно. Увидит, окликнет, хуже будет. Да и уходить отсюда нельзя. Я старшая наряда. Дисциплина крутая. Без разрешения дежурного по лагерю не имею права отлучаться даже на минуту. Поэтому вариант «удрать» не годится со всех сторон. Остается ждать, а еще лучше — выйти навстречу и как-то дать ему понять, что он меня не знает.
Сколько стоило труда попасть в эту команду, войти в доверие!
Приехала сюда в самый последний день приема «абитуриентов». Документами снабдил генерал Рожков — московским паспортом с именем Ольги Беловой, аттестатом зрелости, свидетельством спортсмена-разрядника по самбо и характеристикой начальника спортивной школы, где я как будто занималась несколько лет. Комиссия мной заинтересовалась. Председательствовал сам Геннадий Бадашев.
— Хочешь в наши ряды вступить? Не боишься? — спросил Сам, раздевая меня масляными глазками.
— Раз приехала, значит, не боюсь, — отрезала я.
— А что тобой руководит? — Это уж член комиссии прощупывает, как потом узнала, «большой идеолог».
— Русские патриотические идеи, — выпалила я первое, что пришло на ум.
Чувствую, залп пришелся комиссии по душе. Забросали вопросами на любимую тему. Каждый старался показать свою «компетентность», патриотичность, расовую непреклонность и выяснить, подхожу ли я им по своим воззрениям и прежде всего — отношением к евреям, кавказцам и черным. Инструкторы генерала Рожкова неплохо поднатаскали меня, и я дала волю языку, чтобы ублажить этих придурков.
— Ладно, хватит, — остановил Бадашев не в меру развернувшуюся дискуссию. — Мы не на теоретической конференции. — Прочитав мои документы, он одобрительно хмыкнул и изрек: — Так, значит, самбистка. Будешь заниматься в первой группе девчат. Там все такие, как ты.
Непонятно было, что он имел в виду — спортивный ранг или внешние данные. Во всяком случае заметила, что он да и некоторые другие члены комиссии положили на меня глаз. Меньше всего меня беспокоило это. Не привыкать. Научилась отшивать кобелей, да так, что с километр стороной обходили. Здесь, конечно, будет посложней отбиваться. Но ничего, найду выход.
Устроилась, как и все принятые в лагерь девчонки, в общежитии, расположенном на территории учебного центра. Здесь раньше жили студенты техникума. Когда же он закрылся, лапу на этот дом наложил Бадашев. Богатый, дьявол. Большую часть занимает мужской состав лагеря — ребята, захотевшие стать джентльменами удачи. Меньшую — всего одну просторную комнату — девушки, мечтающие о красивой жизни. В нашей комнате десять коек, чистая постель, удобства общие. Ничего, терпимо. Ночью проснулась от страшного грохота.
— В соседней комнате веселится племянник Бадашева со своими друзьями, — объяснили девушки. — Напьются, врубают музыку, пляшут, орут песни, скоро будут сюда стучаться. Хорошо, запоры крепкие. А если не выдержат? Отбивайся потом от этих боровов.
Я не стала ждать, когда постучат. И хотя предупреждал меня Виктор Николаевич, чтоб не лезла в бутылку по каждому поводу, терпение лопнуло. Поднялась, оделась, как обычно для спарринга, и вышла в коридор. За мной потянулись девчата. Предупреждают:
— Ты что, спятила, не связывайся, капнет на тебя племянник своему дяде, хлопот не оберешься.
Не обращаю внимания, уже приняла решение. Стучу кованым сапожком в дверь. Звук что надо, перекрывает всю какофонию.
— К нам гости! — слышу оттуда баритон, и дверь распахивается настежь. — Кого я вижу, самая красивая в Москве и Московской области! — радостно вопит стоящий предо мной верзила.
— Это Николай, племянник, — слышу за собой испуганные голоса девушек.
— Да ты, оказывается, не одна. — Планка восторга верзилы поднимается еще выше.
— Поговорить надо, выходи, — в свою очередь приглашаю его.
Неожиданно парень делает шаг ко мне, пытаясь облапить и затащить в комнату. Без труда увернулась, двинув слегка для затравки по колену. Чуть захромал. Однако вида не подал, чтобы не опростоволоситься перед друзьями — как это он вдруг получил пинок от девчонки. Зато выскочил за мной в коридор. Разом остановила его, выставив вперед кулак в свинцовой перчатке. Он замычал, замотав головой. Повернула его лицом к раскрытой двери и дала добрый пинок по заднице. Он влетел в комнату гораздо стремительней, чем секундой раньше выскочил из нее. И только сейчас, когда растянулся на полу, схватился ладонями за приплюснутый нос, из которого хлестала кровь, и взвыл.