Охота на волков
Шрифт:
– А у меня есть возможность отказаться? – ещё шире улыбнулся Егоров и внимательно посмотрел на обоих офицеров.
Шабанов добродушно хихикнул, но резко осёкся, услышав всё тот же ровный и вкрадчивый голос Юрьина:
– Всё же очень хотелось бы, понимаете ли, чтобы это был ваш, именно ваш выбор! – он вытащил из-под стола руку и ткнул толстым длинным пальцем в сторону хозяина. – Это важно! Чтобы желание помочь партии и Родине исходило от вас, а не было для вас каким-то вынужденным шагом, будто вас силком тащат!
Егоров продолжал молча пить чай, вновь сдвинув брови. Он не знал, как выйти из этой ситуации,
– В конце концов, Василий Михайлович! – как-то совсем по-простому добавил Юрьин, чуть улыбнувшись. – Время такое! Надо понимать!
– Как далеко идти? – спросил, наконец, Егоров. – И, собственно, куда?
Юрьин поднял, стоявшую у его ног, полевую сумку и, открыв её, извлёк, аккуратно свёрнутую несколько раз, карту.
Егоров осторожно отодвинул чашки, самовар и конфетницу на край стола. Юрьин развернул карту, но не полностью, лишь ту часть, что была сверху. Егоров, подумав, что не хватает места для всей карты, взял самовар и, переставив его на пол, потянулся за конфетницей, но Юрьин махнул своей увесистой ладонью, давая понять, что это лишнее.
– Вот этот район. – Юрьин прочертил на карте указательным пальцем невидимый круг.
Егоров потянулся ближе к карте, но руками не касался. Капитан, видимо, неспроста обнажил лишь малую её часть. Видеть остальное – ему – колхозному охотнику было не положено.
– Не думаю, что я – тот, кто нужен… – задумчиво покачал Егоров головой, внимательно изучив обозначенный участок и, кротко взглянув на Юрьина, объяснил: – В Восмусе есть несколько охотников, из саами… Они до Финской жили в тех местах, там и на промысел ходили. Вот с кем-то из них идти – резон!
Слова Егорова вызвали напряжённую маску раздражения на лице капитана. Шабанов же молча и отрешенно смотрел куда-то под стол, скрестив на груди руки. Видимо, он решил, что выполнил свою миссию и предпочел держаться в стороне.
– Я, конечно, бывал там на охоте. Но года четыре назад, ещё до Финской войны, – развёл руками Егоров, отодвинувшись от карты. – Да и то, только до границы хаживал, а вы вон аж куда надумали…
– Товарищ Егоров! – напористо, но по-прежнему спокойно, процедил сквозь губы Юрьин. – Меня не интересуют саамы! Капитан Шабанов вам всё объяснил с самого начала! И искать какого-то в Восмусе времени у меня тоже нет!
Скрипнули доски ступенек, и на пороге появилась Анастасия. На веранде воцарилась тишина. Хозяйка вытерла свои длинные, изящные кисти, блестящие от воды, о вафельное полотенце, висевшее на гвоздике, при входе. Глаза её внимательно смотрели на Егорова. Он легко угадывал настроение жены по её мимике и жестам. И серьезное, сосредоточенное выражение лица Анастасии говорило о том, что она всё слышала.
– Может, всё же поужинаете с нами? – обратилась хозяйка к присутствующим.
Егоров обвёл гостей вопросительным взглядом, но, в душе противился тому, чтоб эти двое задерживались в его доме.
– Нет, спасибо, Анастасия Викторовна! – коротко кивнул Юрьин, поднимаясь с табурета.
Вслед за ним вскочил и Шабанов, спешно накинув на голову фуражку.
Егоров тоже поднялся со своего табурета.
Юрьин перекинул через толстую шею лямку полевой сумки, засунул подмышку свою фуражку и первым вышел во двор.
До самой калитки и Егоров, и его гости шли молча. Солнце устало сползало к горизонту, приближая ночь, и на улице становилось свежее с каждой минутой.
– Я остановился в третьей избе по улице, что ближе к берегу. Жду завтра утром, – сказал вдруг Юрьин, уже выйдя за забор.
– Дом Эгеберга… – пояснил Шабанов, устало переминаясь за спиной капитана госбезопасности.
– Пораньше подходите, товарищ Егоров! – добавил вдруг Юрьин, и уже уходя, бросил напоследок: – Я рано встаю…
4
Сон ни как не шел к Егорову. Заложив руку за голову, он больше часа пролежал на спине, так и не сомкнув глаз. На груди его едва слышно дышала Анастасия, за фанерной трёх секционной ширмой кремового цвета умиротворённо посапывала младшая дочь. Сквозь белые занавески в комнату проглядывалось бледно-голубое небо, и от того сами занавески казались бледно-голубыми. Полярный день не давал дому насытиться темнотой ночи, лёгкий сумрак бродил лишь где-то в углах комнаты, под самым потолком. Подвластны были глазу лица на семейных фото, названия на корешках книг, фигурки животных на столе. В доме и вне его царила тишина. Необыкновенная, вакуумная. Точно в одночасье жизнь покинула всё сущее на земле. Даже воздух в доме казался другим, вязким, замершим.
Тяжело было на душе у Егорова. Эта тяжесть давила на грудь, спирала дыхание. Никак не мог он изгнать из себя эту тревожную маяту. Дурные мысли хороводили в его голове. Егоров измял всю простынь, сменил десяток поз, но мозг его продолжал возбуждённо работать, и сна не было ни в одном глазу. Неизбежность скорой разлуки с семьёй была очевидна: как бы не желал Егоров не идти проводником, как бы не упирался и что бы только не придумывал в оправдание, ясно понимал – заставят. Один звонок председателю колхоза, и тот не то, что отпустит одного из лучших своих охотников, но и сам в дорогу соберёт, а надо будет, ординарцем с ним пойдёт. А упрётся Егоров, откажется наотрез, и быть беде. Забудутся все его заслуги, перевыполнения плана, фронтовое прошлое. И рухнет Егоров на самое дно. По три шкуры драть с него станут, старшую дочку начнут в школе всячески припирать. Таких случаев в колхозе хватало. А могут и докладную написать куда надо. Да так расписать, что в скором времени отправится Егоров по этапу в другие глухоземные места. Спасти его могла только собственная смерть. Он вовсе не боялся идти во вражеский тыл, хотя и помирать ему, человеку уже ходившему под смертью на этой войне, совсем не хотелось. Егоров честно исполнил свой долг, и не думал, что придётся вновь соприкоснуться своей судьбой с этой войной. Он противился долгой разлуки с родными, понимал, что его работа останется за ним и по возвращению всё придётся навёрстывать, да и домашних дел накопилось с избытком.
– Васенька, ну почему не спишь? – раздался вдруг сонный голос Насти.
Егоров чуть было не вздрогнул. Настолько он был уверен, что супруга спит. Он лишь пожал плечами в ответ.
– Спи, родной, спи! – ласково запела она. – День тяжелый был у тебя, да завтрашний не лучше будет! Вставать рано.
– Не спится что-то… – хриплым голосом буркнул он, потому как не знал, что ещё ей ответить.
Настя погладила мужа по груди своей нежной ладонью и прижалась к ней щекой ещё плотнее.