Охота на волков
Шрифт:
– А что за товарищи-то? – нахмурился Егоров, снимая с головы кепку, мокрую по краям от пота.
– Такие, Василий Михайлович, товарищи, что подумалось мне – не дошло б дельце это до обкома! – вознёс председатель вверх указательный палец и со значением посмотрел на Егорова.
– Только я и нужен… Анкету мою, видимо, не читывали! – усмехнулся Егоров.
– Причём здесь анкета твоя? Ух и выдумал – анкета! Они ж тебя не на обком выдвигают, а проводником! – председатель подошёл почти вплотную к Егорову и взглянул вдруг на него снизу вверх мягким и просящим взглядом, который не предвещал ни чего хорошего. – Уважь, прошу тебя! Чего тебе стоит! Не артачься! Дел то на пяток дней всего! Отгул, само собой! А за план не беспокойся. Доложили мне, что ты мясом и так перекрыл месяц! Да и кого взамен предложить? – Саами у нас есть из тех, кто те места как «Отче наш» знают, –
– Да не хотят саамов! В каждом нацмене шпиона видят! – председатель вновь отошел к окну, чуть помялся и ещё добавил, звучно и возмущённо: – Хотя и мне странно, от чего? Скандинавов всех выселили. Где ж взяться-то диверсантам? Плохо они позицию товарища Сталина уяснили по данному вопросу! Ох и плохо! А что товарищ Сталин сказал? Сказал, что страна у нас многонациональная и нации все ровны в ней! Но им ведь простительно, у них своя работа, свои нюансы…Война идёт! Перестраховываются!
Для Егорова и прошлым вечером в этом не было тайны и в тот момент стало яснее ясного, что от него не отцепятся. И возможно дело было даже не в том, что он знаток здешних мест, незаменимый специалист. Возможно, здесь поднимался неприступной стеной вопрос иного рода – вопрос принципиальности. Мол, отказался, упёрся, – всё равно додавим! Даже война с её бесконечными бомбардировками, артобстрелами, танковыми прорывами и кровавыми рукопашными схватками, сгоревшими селами, гибнущим от голода и болезней мирным населением не в силах была вытравить из человека, хоть самую малость причастного к власти, это неумолимое, ядовитое стремление удовлетворять своё честолюбие судьбами и даже жизнями простых людей.
– Так что, значит, согласен? А, Василий Михайлович? – продолжал наседать председатель, вновь усевшись за свой рабочий стол и поправляя края пиджака на объемном животе.
– Я то и не против был, жена вот… пужается больно! – развёл руками Егоров, растерянно смотря на председателя.
– Жена, оно понятно! Не без того! – махнул рукой председатель и, усмехнувшись, добавил: – Моя тоже по всякой мелочи паникует! Бабы – есть бабы! Чего с них взять?
Председатель нервно поёжился, видимо, в поисках нужных слов и продолжил, глядя на Егорова открытым, добрым, а от того настораживающим, взглядом:
– Ну, ты уж объясни ей по мягче, любя, что так, мол и так! Дело-то какое! Очень важное! На тебя только и надежда! Пусть гордится, а не пугается! Ну и в школу, само собой, дадим сигнал! Пущай детишки знают, что папка у твоей старшенькой на особое задание отправлен, большой важности!
– Не надо в школу, – махнул рукой Егоров.
Всю обратную дорогу Егоров молчал. Лодка, заметно полегчавшая после разгрузки, легко и быстро скользила по гладкой, почти зеркальной поверхности реки, в которой от берега до берега вытянулось синее, пышущее светом, небо. Временами, лодку сопровождали чайки, наполняя берега тревожными криками, да многочисленные утиные стаи, тревожась, взмывали из-под берегов и неслись по своей птичьей глупости наперерез лодке. Смирнов, невзирая на жуткое похмелье, пытался что-то рассказывать, шутить, но Егоров и не слушал. Его мысли были далеко, они перемежались от дома к дальним местам предстоящего похода и устремлялись вспять. Егоров пытался взять себя в руки, перебороть обидное осознание того, что его судьбой, его жизнью вновь распорядились по своему усмотрению совершенно чужие ему люди, а он сам был бессилен противостоять им. Его жгло изнутри опустошающее ощущение собственной слабости перед колхозной верхушкой, перед органами госбезопасности. А ведь они были такие же люди, как и он. И даже физически, а, возможно, и умственно более слабые и примитивные. Разница между ними и Егоровым была в том, что он избрал себе спокойную, тихую жизнь. Он не желал власти, он желал жить для себя и своих родных, жить мирным, созидательным трудом, в пределах своего дома и не лезть в дела других. Они же пошли иным путём. И теперь, обретя эту власть, врезались в его спокойную и размеренную жизнь, коверкая и переделывая в ней всё на свой лад, как было удобно и выгодно им. Но больше всего страдало не задетое самолюбие Егорова. Он переживал за свою семью – они тоже были пострадавшими в этой ситуации и, возможно даже, больше, чем сам Егоров. Тревожило его и то, как отнесётся к этому его жена, его Настя. Женщине часто невдомёк те вещи, которые мужчине кажутся простыми и понятными. И объяснить их зачастую просто невозможно. Что мог ответить Егоров на вопрос супруги «Почему ты согласился»? Проявил слабодушие и трусость? Не смог устоять перед длинными, звучными речами председателя? Испугался синей фуражки капитана
6
На обед Юрьин отправился к комбату. Тот должен был разобраться с его бумагами, внимательно всё проверить и оформить их. Обедать они уселись в штабной избе, чтоб можно было всё спокойно обсудить, без лишних ушей.
Небольшая кастрюлька с рыбным супом, чугунок печеной картошки, буханка ржаного хлеба и кувшин молока, стоявшие на большом, капитальном круглом столе, приятно радовали голодный глаз капитана госбезопасности. Деревенская душа капитана, конечно же, мечтала об ухе. Но в кастрюле был именно рыбный суп – похлёбка из консервированной сельди. В стороне от пищи лежали стопкой несколько бумаг, которые принёс с собой Юрьин – это были накладные на боеприпасы и продовольствие.
– Интендант полковой, язва, зажимался поначалу! – откусывая кусок хлеба, смеялся Шабанов. – Да комполка таких ему ввалил, вмиг раздобрился!
– Не любитесь вы с ним? – улыбнулся Юрьин, отхлебнув прохладного и пересоленного рыбного супа большой деревянной ложкой.
– Да какой там? Мне вообще кажется, что всю эту службу выдумали, что б нам – боевым жизнь портить! – пережевывая хлеб, продолжал смеяться комбат. – Но как его комполка оприходовал, будь здоров!
Юрьин дохлебал суп, отодвинул тарелку в сторону и взял рукой печеную картофелину, с досадой отметив, про себя, что та сильно остыла.
– Ну, Егоров даёт! – покачал головой Шабанов, отпив молока из белой эмалированной кружки. – И чего стоит ему? Тоже мне – фигура!
Юрьин уже собрал про Егорова сполна информации и был сам не в восторге от кандидатуры кулацкого внука и жандармского сына.
– Да… – задумчиво покивал Юрьин, очищая картофель от подугленной кожуры, и добавил назидательно: – А ты нахваливал его! Не надёжный он. От такого, понимаешь, что угодно ждать можно. Да выбирать особо не из чего, да и некогда!
Шабанов виновато покосился на Юрьина, поставив кружку на стол. Ему вновь вспомнился вчерашний телефонный разговор с командиром полка, в котором тот прямо сказал, чтоб капитану госбезопасности оказали всяческое содействие и помощь. И комбат хорошо понимал, что если комполка узнает, что он хоть в чём-то не угодил важному гостю, то достанется ему с лихвой.
Раздался стук, отодвинулась занавеска, ведущая в следующую комнату, и на пороге возник дежурный по штабу.
– Товарищ капитан, к вам лейтенант… – сержант с красной повязкой дежурного по батальону на руке замялся, потирая лоб. – Фамилии его не выучил ещё… Новенький который!
– Зови! – не глядя на дежурного кивнул Шабанов.
Юрьин почти целиком проглотил золотистый клубень и взялся за второй. На пороге возник высокий, стройный и совсем молодой младший лейтенант, лицо которого капитан очень хорошо помнил.
– Товарищ капитан! – громко чеканил тот, молодцевато приложив ладонь к срезу новенькой фуражки. – Разрешите войти! Младший лейтенант Ларионов!
Шабанов, занятый поеданием картошки, пригласил его взмахом руки.
– Разрешите доложить? – продолжал чеканить Ларионов и, не дожидаясь ответа, тем же казённым тоном рапортовал: – Первый взвод третьей роты задачу по заготовке дров выполнил!
– Молодец! – давясь картошкой, кивнул Шабанов. – Ступай, обед скоро!
– Не узнал, лейтенант? – улыбнулся Юрьин, вытирая рукой уголки рта.
– Так точно! Узнал! – бодро ответил Ларионов и тоже едва заметно улыбнулся.
– Да присядь, Савелий! – позвал его Юрьин.
– Не могу я, товарищ капитан госбезопасности! Меня бойцы ждут. На обед их вести надо.
Юрьин выглянул в окно. Взвод бойцов, как и положено, ровными шеренгами выстроился перед штабной избой.
– Знакомы, чтоль? – удивился Шабанов, сдавленно отрыгнув в кулак.
– Так точно, товарищ капитан!
– Вместе на барже сюда добирались вчера, – пояснил Юрьин, взявшись толстыми пальцами за ручку кувшина, наполненного молоком.