Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба
Шрифт:
– Тело – это хорошо, – заявил Человек-Термит, – но нужна ли нам его чистая душонка? Не будет ли она бунтовать?
– Душа его полностью подавлена, и цели его теперь слились с нашими целями, – произнёс Пар тонким писклявым голосом, – но есть ещё одна деталь, из-за которой нам не стоит лишать это полезное тело своей души.
Хозяин костяного города кинул быстрый взгляд на дипломата-призрака – того, кому принадлежал этот противный голос. Тот сидел, прислонившись к стене рядом стоящего дома без движения. Мёртвая улыбка застыла на его лице. Та же самая улыбка красовалась и на лице Пара.
– Говори, что за деталь?
– Наш живой гость был в своё время искусным резчиком по дереву. Этот его талант нам очень
– Я сокрушаю его корни не хуже любого лесоруба! Мне не нужна помощь от какого-то мальчишки.
– Не сомневаюсь, мой властный друг, – настаивал на своём заколдованный Пар, – но я говорю сейчас не о вырубании корней и деревьев. Мои мысли идут дальше. Что, если этот юноша сможет вырезать из стариковских корней фигуры деревянных воинов? Все мы, призраки, без труда сможем вселиться в них так же, как и в кости домов, как в скалы и в личные предметы из нашего прошлого. Но в коре мудреца таится великая сила. Благодаря ней, мы сможем вдохнуть жизнь в эти фигурки, мы сможем создать армию, способную сокрушить Дайтрия. А наш новый друг, переполненный ненавистью, поведёт нас.
Коварная ухмылка до самого конца не сходила с уст Пара. Термит опустил голову и погрузился в раздумья. Призраки знали, что в такое время он предпочитает сидеть в непроглядной темноте, поэтому каждый поспешил занять своё место в камнях, костях и других предметах, которые бы не попадались на глаза гигантского насекомого. Пар присел на корточки и покорно закрыл руками очи, сияющие чужой волей. Чёрная фигура согнулась в кольцо, сливая наступившую тьму со своими собственными мрачными мыслями. Когда один мрак сливается с другим, на свет рождается новый демон, поселяющийся в детских страхах и ночных кошмарах. Сейчас у этого демона было два больших красных глаза, прорезающих пелену ночи и неровное присвистывающее дыхание, разрезаемое тонкими клыками ненасытной пасти. Чудовище размышляло. Взвешивая все «за» и «против», оценивая риски, достойно ли вновь обретенное тело небольшой, совсем крохотной, но всё же свободы. Ведь для того, чтобы выпустить талант резчика по дереву, необходимо было освободить часть души Пара. А это – очень опасная игра. Ведь если отнять у человека всю свободу, а потом вернуть ему небольшую её часть – он уже не выпустит её из рук. Да, он будет благодарен дарителю, как богу, но впредь будет держаться за неё, как остервенелый питбуль. Он уничтожит кого угодно и что угодно, только бы остаться со своим куском пирога, со своей надкусанной свободой. Но это лишь на время – до тех пор, пока выданный кусок не будет съеден, и человек, изголодавшийся и озлобленный, не пойдёт на поиски нового куска. Но ведь вместо этого куска можно кинуть питбулю игрушку, фальшивку – ложные ценности, которые он, забывший былое, наречёт новой свободой. Он забудется в ней! Отвлечётся от того, что действительно для него когда-то имело значение. От того единственного, что вообще может иметь хоть какое-то значение. Да, собачки любят игрушки. А после того, как он одолеет Дайтрия – он найдёт эти ложные ценности для своего питомца. На поверхности их должно быть много.
Убить Дайтрия! Существо злобно улыбнулось. На другой стороне весов лежала его давняя мечта, то ли согревавшая его душу, то ли обжигавшая его ненавистью. Разве может сравниться доля свободы какого-то оборванца, которого он впервые сегодня увидел, с этой священной целью? Разве стоит эта доля тех лет заточения в темноте и одиночестве, которые ещё предстояло бы пережить Термиту, жуя пресытившиеся магические корни? Ответ был очевиден. А чтобы душа человека не восставала против своего господина, его верные слуги, призраки, обитающие теперь в теле бедного юноши, неустанно будут ломать его волю, рассказывая о том, насколько доблестна и праведна кровавая месть, вытесняя из его головы все мысли, кроме жгучей ненависти. Дай человеку свободу кого-то ненавидеть, и он выжжет в себе все крупицы любой другой свободы, сковав себя кандалами этой ненависти.
Человек-Термит встал, и вновь пещера озарилась призрачным светом.
– Друзья мои! С этого дня мы начинаем новую страницу нашей истории. Дайтрий со всем его проклятым лесом падёт. Он будет предан смерти – страшной, мучительной, отвратительной – такой, какая и полагается всем подобным ему злодеям.
С того момента началась создаваться деревянная армия. Из камня и костей острые зубы чудовища соорудили для Пара топор и стамески. Заточив их о скалу, юноша немедленно принялся вырубать из мощных корней Дайтрия послушных воинов, в которых вселялись призраки. Хозяину костяного города пришлось отказаться от самого вкусного лакомства, питаясь лишь обрезками и стружками, оставляемыми после выделки гвардейцев. Как только древесина заканчивалась, Термит прорывал новые пещеры, оголяя свежие корни мудреца.
Забытая всеми и запертая в клетке Мия наблюдала, как шеренгами выходят новоиспечённые воины из пещеры, в которой она разговаривала с чудовищем.
По мере того, как приведения наполняли тела вырезанных фигур, пещера постепенно превращалась в тёмное и угрюмое место – такое, каким его видела Мия. Лишь тусклый свет пробивался через глазницы искусственных воинов. Она несколько раз видела кого-то похожего на её друга, то и дело проходящего мимо. Но во тьме ни в чем нельзя быть уверенным, а страх вновь напомнить о себе и привлечь внимание чудища пересиливал её смелость. Время шло, армия росла, и дома, превращённые в казармы, постепенно забивались до отказа.
Мия понимала, что недолго тот час, когда место в городе закончится, и призраки, о которых говорил Термит, и которых она так и не видела, поднимутся на поверхность, чтобы убить Дайтрия. Когда она поняла, что ей больше нечего терять, она попыталась поджечь догорающим факелом проходящих мимо деревянных воинов. Много дней он служил ей в костяном заточении, но сейчас последние колебания огня сигнализировали о приближающемся конце. Но факел лишь привлек внимание Человека-Термита.
– Я гляжу, ты всё ещё не сбежала из моего заточения, – усмехнулся он. – И как наша принцесса себя чувствует?
Он наклонился к ней, скривив улыбку.
– Куда лучше, чем мягкие и скользкие красные глаза, – съязвила Мия.
Чудовище молниеносно отшатнулось. Слишком свежие были воспоминания о причиненной ему боли.
– Что, испугался, паук мохнатый? – начала подтрунивать над ним Мия.
– Как смеешь ты разговаривать так со мной, негодница?
– А что ты мене сделаешь, чучело? Зальешь слезами? – смеялась она над своим тюремщиком.
– Ссстража! Угомоните её! – приказал Термит.
Двое гвардейцев отделились от роты и подошли к клетке, но тут же отринули назад, как только Мия направила на них свой факел. Они хорошо помнили, как на их плоти плясало пламя пожара в Лесу Теней.
– Ну что, помидорные глаза, не в силах тебе и твоей армии справиться с бедной беззащитной девочкой? – Мия откровенно издавалась.
Минутный гнев Термита вдруг сменился хитрой ухмылкой.
– Приведите сюда лесоруба, – скомандовал он.
– Но это её друг. Он не сможет сделать ей ничего плохого. Мы рискуем потерять над ним власть, – сказал один из призраков.
Но озлобленный дерзостью хозяин костяного города ничего не хотел слышать себе в упрек. Слишком долго он выращивал в себе ненависть, чтобы теперь не он, а она управляла им.
– Значит, подавите его волю. А ещё лучше – убедите, что мы и её друзья тоже. И мы, наконец, нашли её здесь – случайно запертую в этой клетке и хотим её освободить. А она, бедняжка, испуганная темнотой и голодом, боится нас.
Один из деревянных воинов кивнул и отправился вглубь тоннеля.
– Я покажу тебе, как хамить моему величеству.