Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба
Шрифт:
– Верно. Но магия не бывает какой-то. Она всегда конкретная. Все можно понять и объяснить.
– И в чём же секрет заколдованного леса?
– В тенях, мой юный гость, в тенях. Отбрасываемые деревьями тени материализуется и многократно дублируются. Узоры и сетки, которые образуются на листьях и траве рисуют картину нового мира – мира, находящегося на тонкой грани между царством света и царством мрака. На этой плоскости мы и находимся. Здесь стираются все границы, ибо как можно ограничить то, что уже является гранью.
– Я боюсь, что не очень понимаю, что Вы называние пограничным миром.
– Ты когда-нибудь задумывался над тем, что находится между «вчера» и «сегодня»? Где тот миг, который их разделяет? Когда все три стрелки стоят на двенадцати? Но к чему этот
– Вы говорите вопросами, а я ищу ответы. Таких вопросов мне хватило ещё в университете.
– Но ты должен их слушать! В каждом вопросе ответ всегда лежит на поверхности. Если ты можешь найти этот ответ, значит, правильно задал сам себе вопрос.
– Тогда какой вопрос должен быть правильным?
– Я тебя спрашиваю, не ты меня! Ответ тебе нужен.
– Есть ли что-то на этой грани?
– Так! И ответ?
– Есть. Но что на ней находится?
– Ты видишь здесь ответ на поверхности? Лично я – нет. Только очередной тупик, в который ты уже попадал. Не спеши.
Пар задумался.
– Там пустота? – старик улыбнулся, и юноша продолжил. – Нет, там что-то другое, что может вместить в себя оба пограничные состояния или материи одновременно. Какой-то свой особый мир. И этот мир изменчив так же, как меняется граница, к которой он принадлежит.
– Хорошо, – похвалил его Дайтрий, – но почему же он меняется? Почему вообще что-то меняется? Что для этого нужно?
– Нужно? Нет, я не знаю. Слишком много вопросов. Хочется кому-то, вот оно и меняется, – устало отшутился Пар.
– Именно! Для этого нужна чья-то воля! Мир, заключенный в границе, образуется только благодаря чьей-то воле. До этого он лишь невероятный потенциал, который ждёт своего хозяина. Образующийся мир называется «разломом». В одном из таких «разломов» мы и находимся.
– И Вы – его хозяин?
– Хозяином может быть любой забредший в «разлом». Но это место подчиняется только моей воле. Уже только моей. Благодаря вашим стараниям.
Пар внимательно посмотрел на Дайтрия. За столько лет поисков, обучения он наконец начал открывать завесу того таинственного, что ещё с детства не давало покоя.
– Всю жизнь я чувствовал, что мир устроен иначе, нежели нам говорят учителя и родители. И только сейчас я начинаю что-то в нём понимать. Мне о столько ещё надо Вас спросить!
– Учти, парень, я отвечаю лишь на один вопрос, и ты его уже задал, – настороженно произнёс Дайтрий.
– Я понимаю! – кивнул Пар, – но Вы можете задавать мне вопросы, правильные вопросы. А я буду на них отвечать. Научите меня!
– А тебе разве не нужно спасать свою возлюбленную?
– Я успею! До её совершеннолетия ещё далеко, а у меня ещё столько вопросов… Ой, простите, ответов.
– Что ж, следующий день покажет. Следующий день…
– Я умею ждать, – улыбнулся Пар, – На сегодня никаких больше вопросов и ответов. Просто расскажите о себе.
– Что именно ты хочешь знать? – обречённо произнёс Дайтрий.
– Синяя Рыба, – произнёс Пар. – Я так понял, что Вы его знаете не понаслышке?
– Да, с ним мы познакомились очень давно. Я ему, собственно говоря, не был интересен. Но у меня был друг… да… тогда был… очень сильный маг… – Дайтрий начал впадать в забытье.
– Что с ним стало?
– Что? Ах, да… – проснулся старик. – Он не победил Хессера. Но и проигрывать ему не собирался.
– Он умер?
– Наверное. Это было слишком давно. Его одолела собственная одержимость.
– Вы больше не видели морского палача с тех пор?
– Нет. В конце того противостояния я ушёл искать упоения среди природы. Порой, мои листья отрываются от ветвей в хмурую осень и после долгих странствий приносят мне вести из вашего мира, да птицы, что летают над морем, щебечут истории о морском боге и его покорном слуге. Но больше мы с ним не встречались.
– Как Вы живёте здесь? В одиночестве, затерянный среди веков, в миру, который расположен на границе света и тени?
– В одиночестве… да, это и, правда, слишком одинокое место. Но оно полно умиротворения. Когда наступает осень, и холодный ветер, как завоеватель, приходит в мой мир, я поднимаю глаза высоко в небо и наблюдаю за оголяющимися ветками деревьев. Раскачиваясь в неуёмном порыве, они пытаются найти себе место, застряв между небом и землёй. Привыкнув к холоду, преобразовав его внутри себя, ветви перестают гнуться на ветру – они начинают танцевать под его песню. Это не те танцы напыщенных джентльменов и разукрашенных красоток – нет. Этот танец гипнотизирует, находится вне музыки и ритма. Он сам – музыка. Он настолько естественный и прекрасный, что душа объединяется с творчеством лихого ветра. И можно забыться в нём. Можно раствориться в природе, как соль в воде. Природа преображает меня, а я наполняю её смыслом. Мы – как симбиоз прекрасного и возвышенного, теряемся в бесконечном потоке времени… пока не приходит зима. Ветви под тяжестью опустившегося на них серебра останавливают свой фокстрот. Всё то вдохновение, что передавалось через танец, охлаждается и замораживает сердце, которое ещё не закрыло свои двери для природы. И вот приходит пора, когда монотонный блеск и холод снежного покрова заставляет скучать. Скучать по прошлому, по тем, кого я знал и любил. Или думал, что любил. Суровость зимы превращает меня обратно в человека. Мне вновь приходится испытывать слабости, присущие смертному. Память о былом накрывает меня с головы до ног, уносит, словно безумная машина времени, в далекое прошлое. И вот уже новые странички моей жизни разлетаются по зимнему ветру. А некоторые из них даже переписываются моим воображением ни один раз – и все они существуют, все эти варианты прошлого реальны. Они окружают меня, скользят по мне, шепчутся со мной, пока я не начинаю понимать, что все эти мысли – лишь белые хлопья снега. И от этой безысходности пробирается такой холод, какого не бывает даже в самую лютую зиму. Но вот эти снежинки опускаются на землю и превращаются в могилу прошлого, которого никогда не было. Они опускаются вниз белыми хлопьями пепла сгоревших надежд и мечтаний, сожженных позади мостов. Они разукрашивают весь мир в монохромный цвет. Так все мои мысли, вся память сосредотачивается на плавном падении кристалликов. И я понимаю, что по сути ничего не изменилось. Танец осенних ветвей заменился мелодичным и спокойным вальсом зимы. Этот вальс не менее красив – он просто другой. Чуть более грустный, чуть более тяжёлый, но не менее прекрасный. И тогда я понимаю, что вот она – настоящая свобода. Та свобода, которую даровала каждому существу жизнь. Эту свободу нужно лишь понять и принять, и тогда она вольется в тебя, как впадает река в море. И стоит впустить её, как приходит весна…
Дайтрий остановился. Его монотонный рассказ усыпил молодого слушателя, и теперь тот, погрузившись в свой собственный мир грёз, глубоко и мирно дышал.
Волшебник произнёс заклинание, и удобные кресла, в которых спали Пар и Мия, превратились в огромные бутоны. Они накрыли гостей с головой и потянулись вверх, оторвавшись от земли, словно бумажные фонарики. Они полетели навстречу рассвету. Огибая тени и тени теней, цветки проносились над лесом, периодически ныряя в чёрные порталы внутри широких дубов. Друзья покидали мир Дайтрия, обитающего на грани света и тени. Вокруг становилось все больше и больше живых существ и разнообразных растений. Бутоны нырнули под землю и проросли в уже давно знакомом Пару и Мие мире. Раскрылись они не в волшебной чаще, а в маленькой заброшенной деревушке, окруженной степью и холмами. Растения уложили друзей на старые деревянные кровати и снова скрылись под землёй.