Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба
Шрифт:
– Ты – ребёнок? – удивился Гкхадту'Уэльт.
– Тебе какое дело, страшилище? Или ты детей не убиваешь?
Уэльт опустил мальчика на землю, пригвоздив его одежды когтем к земле.
– Нет, не убиваю.
– Тогда мне нечего тебя бояться, – плюнул в сторону монстра мальчишка.
– Ни к страху призываю я твоё сердце, но к благу, – взревел зверь. – Девочке нужна мать.
– Такая – не нужна. Она – чудовище. И если её бросили, то назад уже не примут.
– Может, это не она, – засомневался Уэльт, – Мия тепло относилась к своей матери и не называла её чудовищем. Но она о ней почти ничего не помнит.
– Потому что «мать» у своих «личинок» выжигает о себе все воспоминания. Огнём! Я видел, как это было. Потому и сбежал от неё.
– Ты – её сын? – удивился Уэльт.
– Нас называют «личинками». За каждым из нас закрепляется имя, которого
– Ты говорил, что она лишала людей памяти…
– Да, её звали Пиявкой. Это была больная девочка – одна из «личинок», которая прислуживала «матери». С ней всегда были проблемы: она вечно отставала от нас, терялась, всё роняла, а по ночам просыпалась с жуткими криками. Мы много передвигались между городами, и такая сестра нам была в тягость. Её все ругали, но так, чтобы желать ей зла – это было ниже нашего достоинства. Но однажды мы проснулись, и не нашли её среди прочих. «Мать» сказала, что «личинка» стала Пиявкой и навсегда покинула нас. И мы двинулись дальше, продолжая свои странствия. Но в тот день я потерял по дороге часть своего снаряжения, решил ввернуться за ним и незаметно отбился от остальных. Каково же было моё удивление, когда совершенно случайно нашёл Пиявку. Она была слепа. Она всё твердила, что ждёт кого-то, но не помнит кого. Думала, что меня. Она не помнила ни одного из нас, не помнила «матери», зато помнила дикую боль. Помнила, как ей выжигали глаза калёным железом. Эта боль затмила всё её прошлое. Я не мог так бросить свою сестру. Я взял её за руку и отвёл в ближайшее селение. Там нашлись люди, которые согласились нам помочь. Ты бы знал, чего мне это стоило. Ведь всю жизнь до этого я думал, что люди – зло. Всю жизнь до того события я лишь прислуживал чудовищу, воспитывающему меня, как сына. Всё детство я думал, что та жизнь с «матерью» – лучшая из всех. Но я ошибался. Нас приняли, нас приютили. И тогда я понял, кто на самом деле крадёт детей. «Мать».
– А раньше ты не видел, что она крадёт детей?
– Раньше я думал, что мы их спасаем. Мы ходили между посёлками и городами и спасали детей. Так говорила «мать». Мы принимали их в свои ряды, и они тоже становились «личинками». А когда уходили, до нас доносились слухи, что в городе том исчезали все дети. И тогда мы пуще прежнего верили своей прародительнице. Но сейчас я понимаю – всё это её рук дело. Она всегда исчезала накануне ночью, и её не было до самого утра. Все остальные, кто не присоединился к её улью, становились её жертвами. Что она с ними сделала – я не знаю. Но после выжженных глаз Пиявки даже знать не хочу. Всё, чего я хочу – так это того, чтобы «мать» заплатила за всё, что она сделала. Поэтому я хожу из города в город и предупреждаю каждого, кто готов услышать, что грядёт неминуемое.
– Такое зло, прощенья не достойное, нельзя оставлять безнаказанным. Я найду эту «мать», а затем…
Чудовище сделало паузу в своей речи.
– Убьёшь её? – спросил Сверчок.
– Отведу её к Мие. А потом предам суду, жестокому и бескорыстному.
– Это уже другой разговор, – сказал мальчик. – Я помогу тебе. Я покажу, где прячется «мать», но сейчас ты должен будешь отпустить меня. Отпустить и не преследовать.
– Ты – преступник.
– Которому ты всё равно ничего не сделаешь. Так что уйди с дороги и не мешайся под ногами. Если хочешь помощи с моей стороны – тебе придётся довериться мне.
Зверь поднял лапу, освобождая одежды бездомного от своих острых когтей.
– Если ты сбежишь – придёт час, и я найду тебя. Ты предстанешь перед судом моим праведным, но не отроком, а юношей, и не избежать тебе будет ответа за злодеяния свершённые. Иди. Я буду ждать тебя здесь до следующей ночи. Коли не придёшь – буду я сам по себе, но с заточенным зубом по тебе.
– Усёк, – отряхнулся Сверчок. – Я не заставлю себя долго ждать.
На закате следующего дня мальчик вернулся к чудовищу.
– Выдвигаемся завтра с утра. Наш путь лежит в Астегор.
– К чему медлить, тёплое место просиживать, время, бесценное, вечно тающее, терять? Отчего не сейчас? – спросил Уэльт.
– Я устал. У меня был тяжёлый день, и мне нужно как следует выспаться. А ты будешь стеречь мой сон.
Наглость Сверчка разожгла негодование в груди монстра. Но возразить ему было нечего. Уэльт свернулся горой вокруг палатки мальчика и погрузился в глубокие раздумья.
На лошади до города можно было добраться за полдня. Но скорость, которую развивал Гкхадту'Уэльт, не шла ни в какое сравнение с любыми скакунами. Мощными прыжками он преодолевал безумные расстояния, словно летящий метеорит, проносящийся над лесами и полями. Через час они уже были на месте. Впереди лежали руины некогда угасшей цивилизации. Даже разрушенные за века здания были выше ныне стоящих в столицах крупнейших государств. Вся инфраструктура была похожа на один сложный часовой механизм, сделанный мастером-великаном, который, ненароком уронив, разбил свой творение и так и оставил его лежать на земле. Только эти часы были куда больше и куда сложнее. Некоторые из отскочивших деталей были навсегда преданы покою, иные запускались от лёгкого прикосновения к ним. Именно поэтому многие места в городе были усеяны скелетами. Охотники до чудес, да и просто мародёры нередко подбирали предметы, не ведая, как те устроены, за что впоследствии и расплачивались своими жизнями. Остатки людей будто бы говорили: «Это не город – это огромная мышеловка для людей. Уходи! Уходи!».
Но Уэльту нечего было бояться – его скрывал толстый панцирь из окаменевшей грязи. Чего нельзя было сказать о Сверчке. Но вопреки этому, мальчик с невероятной ловкостью стал прыгать по свалке, перебираясь с одного островка руин на другой. Он шёл не по прямой, аккуратно обходя некоторые места. То и дело он замолкал и прислушивался, давая понять, чтобы и его массивный спутник тоже притих. Спустя время он шёл дальше. Уэльт подчинялся. Не один год он охотился на неблагочестивых людей, но выслеживать другого монстра ему ещё не приходилось.
Наконец, они вышли на небольшую площадь, окружённую со всех сторон высоченными развалинами. Стоило Сверчку оглядеться, как его прошиб холодный пот, а лицо побелело от страха.
– Что случилось? – спросил Уэльт.
Мальчик выставил вперёд руку. Монстр обернулся и вгляделся. Впереди никого не было. Всё было пусто, как и несколько кварталов до этого. Единственное, что мозолило глаза – это летающая повсюду мошкара, но насекомые не страшили Уэльта. Он ещё раз оглянулся на своего юного спутника. Тот стоял, как вкопанный. Снова окинув взором площадь, зверь заметил, что мошки не летают – они замерли в воздухе, словно остановившиеся капли дождя. Уэльт подошёл ближе, чтобы рассмотреть их, и понял, чего так испугался мальчик. На всей площади на паутине, словно на виселице, были казнены сотни сверчков. И все они были повешены совсем недавно.
– Она знает, что я здесь. Знает, что я её предал, – запаниковал мальчик.
– Пока ты со мной, детей не бросающим, страха не знающим, тебе не стоит её бояться.
– Её всегда стоит бояться. Она умнее и хитрее нас всех.
– Хитрость ей не поможет, – Уэльт обнажил свои длинные острые когти.
На небоскрёбе что-то мелькнуло. Будто там, среди пустых рам и разбитых витражей кто-то прятался.
– Жди здесь, – скомандовал зверь и пулей бросился на движение.
В несколько прыжков он добрался до здания и пролез в окно. Внутри среди разбитых конструкций, хлама и мусора в противоположном углу комнаты на него смотрело странное существо. Это было огромное насекомое – длинная многоножка с саблями вместо челюстей и большими полусферами стеклянных глаз. Её ноги были словно тряпичные ошмётки, раздваивающиеся на концах. Продолговатое тело состояло из полукруглых сегментов, которые шевелились внутри, будто, каждое из них было беременным брюхом, готовым разродиться сотней личинок. «Мать» всего мгновение стояла неподвижно, после чего быстро пролезла в окно, перебираясь своими многочисленными ногами. Её движения были странными. Каждая из ног жила своей жизнью, но не поднималась вся целиком, а передвигалась благодаря своим раздвоенным пальцам.
«Мать» сползла по подоконнику вниз на фасад здания. Уэльт последовал за ней. Но стоило ему высунуться из окна, как сверху на него напали. За то время, пока он мешкал, насекомое сумело подняться на этаж выше, чтобы атаковать из засады. Зверь попытался схватить насекомое, но «мать» отскочила так же быстро, как и напала. Тело горного монстра обдало странной вибрацией. Внутри что-то жужжало, путешествуя по каменным мышцам, словно черви в земле. Уэльт стал изворачиваться и выбивать инородные тела из себя. Он заскочил в здание и стал биться об стены. Панцирь его лопнул, и на пол вывалились несколько спиралевидных механизмов. Это были не живые существа. Это были машины не из этого времени. Они принадлежали эпохе процветания города Астегора. Видимо, «мать» отрыла их среди кучи мусора и нашла игрушкам достойное применение. Механизмы переворачивались вокруг своей оси ещё некоторое время, после чего стали зарываться в бетонное перекрытие, выгрызая внутри ямы.