Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба
Шрифт:
– А тебе этот мудрец не сказал, где их искать?
– Сказал, да толку от этого! По его наводкам я их и за сто лет не разыщу. Начать хотя бы с того же огня.
– А что с ним?
– Ничего, кроме того, что он вообще на другой планете. И как ты мне прикажешь туда… – он замолк.– Погоди, он ведь как раз на планете пламени. На солнце! И я сейчас на нём. Эти родные стены, мебель, ты – всё это так сильно похоже на мой дом, что я и позабыл, что не на Земле.
Юна кинулась к нему в объятья.
– Пар, я понимаю, что не вправе просить тебя. Но я прошу. Не приноси в жертву ту девочку. Найди этих духов. Если хочешь освободить меня – сделай это через них.
– Хорошо, – сдался он. – Обещаю. Но и в беде её не оставлю. Она попала в плен к огненному народу, и теперь мне придётся спасать ещё и её.
Они застыли в объятьях друг друга,
– Я ведь уже готов тебя отпустить. Я понимаю, что всё это иллюзия, из которой нужно выбираться. Тогда почему я не возвращаюсь?
– Потому что я не готова, – тихо прошептала девушка. – Да, всё это иллюзия – это сон! Но это мой сон. Пусть я сейчас и далеко от тебя, но я – настоящая. И я рядом. Я понимаю, что если отпущу тебя сейчас – ещё не скоро тебя увижу… если вообще увижу. Ещё никогда в жизни я не боялась пробуждения так, как сейчас. Я не хочу потерять тебя.
– Не потеряешь. Я вернусь. Я обещаю.
– Обещай… и прощай!
Видение Юны растворилось в воздухе, а с ним и стены родного дома, и утварь, и уют двора за окном. На смену пришёл невыносимый жар палящего солнца и пугающая панорама Города – настоящего города, без иллюзий.
Всё это походило на один огромный муравейник. Работа не останавливалась ни на секунду. Если бы на солнце существовало время суток, Мия бы сказала, что люди вокруг трудились днём и ночью. Сама Обитель представляла собой огромный амфитеатр, трибунами возвышающийся по краям. За стенами высокими всполохами танцевала плазма. То и дело бушующая стихия огня выбрасывала в Обитель закрученный спиралью протуберанец. Иногда такая пламенная волна разрушала стену, иногда здания, а иногда приводила к гибели людей. Основные удары принимала на себя стена, но человеческие потери ощущались куда ярче. По приказанию Девонтов – так называл себя народ огня – погибших тут же подбирали и укладывали на стену, используя их обгорелую плоть в качестве нового строительного материала.
Те минуты, когда огонь перебирался через стены, были очень страшными. Но в этом ужасе и кошмаре было столько красоты и изящества, что все люди бросали свою работу и смотрели на полёт вырвавшейся из клетки жар-птицы. Расправив длинные красные перья, низко опустив свой изогнутый клюв, она накрывала зачарованных людей широкими крыльями, одаривая бедняков последним пламенным поцелуем ада. Мгновение тишины, и город снова погружался в работу.
Огненный народ не пресекал таких остановок. Они расценивали это, как очередную слабость низшей расы. С этой слабостью невозможно бороться – её необходимо просто принять. Самих титанов огненные атаки никогда не задевали. Хозяева умудрялись или вовремя уйти со злополучного места, или вовсе там не появлялись, предчувствуя беду. Или это просто было невероятным везением, случайностью, по которой огонь бил куда угодно, только не по Девонтам.
Работа в Обители была трёх видов. Первый, самый, главный – строительство. Дети добывали из недр твёрдые породы, вытесывали из них камни и строили стену Колизея, делая её ещё выше. Помимо этого, приходилось постоянно восстанавливать здания, заделывать дыры и убирать образовавшийся во время разрушения мусор. Второй вид заключался в непрерывном обслуживании Обители. Дети таскали еду, питьё, выполняли самые разнообразные поручения хозяев, передавали послания и никогда не стояли на месте. Пожалуй, именно из-за таких людей и создавалось ощущение непрерывной суеты, творившейся вокруг. Именно такие служащие чаще всего погибали от разбушевавшейся стихии, потому что они были почти везде. Третий вид, где как раз трудилась Мия и Агнесса, был связан с добычей кристаллов. Они рождались в самом центре Колизея, распускаясь, как цветы и застывая бутонами в окаменелой земле. Во время цветения их запрещалось трогать. Но после кристаллизации их необходимо было извлечь, разбить на кусочки, что было очень непросто из-за их высокой твёрдости, и расфасовать на отдельные партии в ящики. К величайшему сожалению Мии, большинство кристаллов уничтожалось. Ей так нравились эти блестяшки, что она даже порывалась сделать из них ожерелье. Но такие игры хозяевам были не по вкусу, и они каждый раз пресекали её творческие порывы.
Кристаллы, которые не подлежали уничтожению, либо отправлялись на хранение в защищённый бункер, либо ими инкрустировались жезлы огненного народа. Такие жезлы назывались стимарами.
Вокруг Мии и Агнессы, как и вокруг любого, кто занимался кристаллами, всегда было полно охранников. И каждый из них в унисон с другими твердили общее нравоучение:
– Всё, что вы делаете – благо. Каждая минута вашего труда приближает вас к пониманию высшей истины: к тому, что сами вы не представляете из себя ровным счётом ничего. И лишь работа, продукт ваших действий, может иметь смысл. Вы – лишь промежуточное звено между грубой материей и творением. И это для вас уже должно много значить. Ваши личные качества должны заботить только ваше тщеславие. Ваш ум и талант может быть оценен только как орудие к достижению результатов труда. Всё остальное – пустота. Всё остальное – зло. Память о счастливом прошлом есть зло, ибо она отвлекает от работы и даёт ложную надежду. Игры есть зло, ибо драгоценное время труда расходуется впустую. Любовь есть зло, ибо она привязывает вас к чему-то постороннему, невечному, нежели труд. Долг есть благо, ибо это чувство мотивирует вас к лучшим результатам. Свобода. Свобода есть наивысшее зло. Свобода – это бомба, разрушающая душу. Она создаёт ложное представление о том, что от вас что-то зависит. А потому провоцирует на глупости. Вера в свободу – это не более чем религия, провозглашённая во множестве романтических книг. Она заставляет надеяться, что где-то есть лучший мир и лучшая жизнь. Это ложь, так как рабство у человека в крови. Так, природное чувство покорности животного борется с воспитанным в вас и навязанным вам чувством свободы. Это противоречие губит вашу целостность, что делает вас ещё более несчастными. Чем человек более несчастлив, тем яростнее ищет он отдушины в чём-то несбыточном, недосягаемом. В свободе, которая всё больше завладевает его умом. Так, человек становится адептом собственной боли, поработившим себя собственной слепотой. Мы призываем вас открыть глаза. Принять неизбежную участь слуги. Признать необходимость хозяина. И служить нам так, как верный пёс служит человеку. Учитесь у этого пса. Учитесь его смирению, учитесь его довольству быть подвластным хозяину. Тогда хозяева будут добры и благосклонны к вам. И в конце пути вас будет ждать Город – человеческий рай, где суета бытовых дней не будет вас тревожить.
В таком роде стражи постоянно повторяли детям заученные фразы, как молитву. В конце концов, люди переставали воспринимать её. Для них подобные выступления стали сродни бормотанию на фоне рабочего процесса. Но огненному народу только это и нужно было, ибо знали они, что подсознание у человека слышит каждое слово, каждую интонацию, замечает каждый акцент, едва поставленный во всём потоке речи. И природное свойство человека подчиняться сделает этот монотонный бубнёж самым действенным орудием против их свободной воли.
Мия сорвала очередной окаменевший цветок. Этот кристалл отличался от всех остальных – он чем-то напоминал деревянного мишку, которого вырезал ей Пар, и которого сожгли, когда они приземлились на солнце. Улыбка невольно нарисовалась на её лице. Она попыталась тайком спрятать цветок, но ей это не удалось.
– Человек, продолжай работу. Уничтожь сорванный кристалл, – приказал один из бледных гигантов.
– И не подумаю! – ответила Мия. – Вы мне ничего не сделаете. Потому что я знаю: всё, что вы пытаетесь мне внушить – всё неправда. Это попытка сыграть на моём страхе. Но я не боюсь вас!
Девочка высунула язык и скорчила гримасу. Подошедший к ней стаж хотел было парализовать бунтарку, но остановился, прислушавшись к её словам. Он поднял свой стимар и начал вертеть некоторые из колец, опоясывающих жезл.
– Вы все восковые чучела, – Мия уже не говорила, она кричала. – Знайте, сюда придёт мой друг Пар и всем вам так задаст, что…
– Нарушение первого, второго и третьего правила, – с этими словами охранник ударил Мию жезлом.
– Ах ты, свинья! – возмутились Мия и кинула в него кристалл. Тот пошёл через стражника, как через дым. Бледный титан потемнел и рассыпался в угольную пыль. Все вокруг встали, как вкопанные. – Так вот оно ваше уязвимое место! – восторженно вскричала девочка, после чего схватила второй рубиновый цветок и запустила его в очередного хозяина. Тот вслед за первым развеялся чёрной пылью. Мия потянулась к третьему цветку, но от одного её касания драгоценный камень тут же превратился в пепел. – Что за чертовщина?