Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба
Шрифт:
Мия попыталась схватить за руку подругу, но и её безмолвный истукан обратился в ничто. Весь мир вокруг маленькой девочки начал осыпаются, устилаясь под её ногами толстым слоем чёрного песка. Солнце, на котором она находилась, будто по прошествии многих веков остыло и потемнело, превратившись в мертвого гиганта. Все, кого она знала и не знала, стали тленом. Перед глазами Мии все её бесконечные годы жизни стали складываться кирпичами в толстую стену, окружающую девочку со всех сторон и образуя вокруг неё тёмный колодец. И вот Мия сидела уже в безмолвной башне, заточённая наедине со своими страхами и бессмертием. Её освещала только тусклая лампочка в центре арены, длинным
Мия взяла себя в руки и посмотрела вверх: конца стены не было видно. Она так же, как и всё вокруг тонула во мраке, сливаясь с бездонностью прожорливого неба.
«Но ведь где-то конец должен быть» – подумала Мия и начала сантиметр за сантиметром прощупывать стену. Ни потайной двери, ни выпадающего камня она так и не нашла. Но зато она заметила кое-что другое. Шов между кирпичами – он был настолько толстым, что её тоненькие пальчики могли протиснуться между камнями. Нужно было только расковырять раствор. Чем? Конечно же, ногтями – ничего другого здесь и не было. Да, это долго. Но что значит время для бессмертного ребёнка, мечтающего выбраться на свободу?
Часы и дни, измеряемые лишь мерцанием тусклой лампочки, тонули в неизменном безвременье, в то время как лестница из проделанных борозд становилась все выше и выше, пока свет одинокого фонаря не превратился в маленькую точку. И вот, в один злополучный миг, девочка сорвалась и с непомерной высоты упала вниз – обратно в заточение.
Это напоминало очередную иллюзию – дурной сон, в который мало верится даже во время дрёмы. То, что называется Городом, скорее походило на гигантский детский конструктор, собранный второпях неумелым малышом. Детали зданий соединялись между собой через однотипные блоки, которые всякий раз меняли своё место и положение. И без того неустойчивая система постоянно приходила в движение, что со стороны напоминало колеблющееся пламя. Дома изменялись и трансформировались. С ними изменялись и люди, проглядывающиеся через стекла. Чем-то удивительным было зрелище, когда мимо окна шёл какой-то человек, а в следующий миг комната раздваивалась, разделяя жильца пополам, а его ноги, как и туловище, продолжали жить своей жизнью, порой отличной друг от друга.
Неизменной оставалась лишь гигантская плотина, растворяющаяся вдали в раскаленных переливах горячего воздуха. Увиденное всколыхнуло память Пара, но недостаточно для того, чтобы вспомнить, где он уже мог наблюдать такую картину. Быть может, это сон? И всё вокруг такое же нереальное, как и Юна, как и смерть Мии? Если вся планета сродни сюрреалистическим видениям, как определить, какой мир настоящий? Должна была быть какая-то зацепка, деталь, по которой можно было определить материальность этого мира.
Пар стоял на длинной улице, аккуратно вымощенной тяжёлыми булыжниками. Он проверил пальцами твердость камней – они казались волне реальными. Но стоило оторвать взгляд от того, что у него было под ногами, как в голову снова лезли сомнения: «Вдруг это очередной фантом, уготовивший мне обрыв в конце пути?»
Юноша тяжело вздохнул и опустил руки в карманы. Его пальцы наткнулись на твёрдый предмет. Пар достал его – это был серебряный карандаш. Сейчас он светится сильнее обычного. Конечно, никакой предмет не мог затенить его от солнца, а сейчас он как раз был на солнце. На секунду юноше вспомнился старик в читальном зале. В тот раз, когда Пар просил его нарисовать карту, карандаш не светился. Видимо, доля фантастичности в этих иллюзиях строго распределена – чтобы человек медленно сходил с ума. Но если в этот мир попадает предмет, который сам по себе волшебный, он становится обычным, неприметным. Сейчас карандаш сиял, а, значит, и мир вокруг был реален, как никогда. Юноша поспешил к Городу.
На этот раз внутри всё было более приземлено: огромный зал и комнаты без дверей. Ни одного шкафа, ни одного стола, не говоря уже о книгах. Внутри сидели на полу или стояли в большинстве своём пожилые люди. Взгляд у них всех был отрешённым, как будто там, в раскаленном воздухе они увидели бесконечность, мысли их сливались с нею и тонули в бесформенном пространстве вечности.
Пар понял, что некоторое время назад он был таким же, как они, он плутал в собственных грёзах и страхах, будто загипнотизированный. Если их не удавалось привести в чувства внутри транса, возможно, сейчас ему больше повезёт?
– Мистер, простите, вы не можете мне помочь… ну куда же вы? Мадам… нет, пожалуйста, не отворачивайтесь, мне нужно кое-что узнать. Вот вы, мужчина, что так пристально смотрите на меня. Подскажите, как мне попасть… мужчина, вы слушаете меня, мужчина?
Все попытки разбудить кого-либо заканчивались провалом. Пар и тряс их, и бил, и кричал на ухо. Люди реагировали, но не совсем обычно. Примерно так же реагировал бы сонный слон на ребёнка, пытающегося с ним поиграть.
– Да как же вам не стыдно! Вы же взрослые люди. А у меня там девочка – моя подруга. Её зовут Мия, и ей нужна помощь.
После этой фразы все вдруг резко повернули к нему головы, словно туча одинаковых марионеток по велению кукловода.
– У неё нет имени, – сказал один.
– Её зовут «человек», – подхватил другой.
– Мы все люди, и это наше общее имя, – заключил третий.
– И меня зовут человек, – начало раздаваться отовсюду, сливаясь в общий хор отработанного человеческого материала, будто это был один многоголосый человек. – И меня так зовут! И я – человек. И моё имя человек. И её – тоже человек. И девочку твою зовут человек. Меня зовут Пит. И меня зовут человек. И я человек! Мы все – человек.
– Меня зовут Пит! – среди обступивших какой-то щупленький редкозубый старик вцепился в руку Пара и повторял без умолку: – Меня зовут Пит.
Все затихли. Все товарищи с испугом начали от него отходить. Минуту назад они считали его своим. Одним из них. Но сейчас…
– Меня зовут Пит. А её, – старик указал на пожилую женщину в углу комнаты, – её зовут Жозефина. И у нас у всех есть имена. И у тебя, и у тебя – у всех. Только вы их не помните, а я – помню. Я… всё помню.
Вокруг начало разгораться любопытство, и отрешенность стала исчезать из глаз окружающих.
– Пит, ты можешь мне помочь? Мне нужно в Обитель. Это очень важно!
– Зачем тебе в Обитель? Там жарко и страшно! А здесь – лес, прохлада. И очень много воды, – он будто бы взял кувшин и начал из него пить.
«Он безумен, – подумал Пар, – он так же безумен, как и все остальные. Другое дело, что по соседству с этим безумием живёт и его настоящее "я", которое стремится выбраться на волю».
– Пит, в Обители моя подруга. Её зовут Мия. Ей нужна моя помощь. Ты знаешь, как туда пробраться?