Опасная тропа
Шрифт:
— Ой, это у нас-то учиться, мы же сами плохо готовим, — зарделись девушки.
— А я вас научу хинкал готовить, — пообещала им Патимат.
Мне было приятно, что жена моя сразу нашла с ними общий язык. И со временем, я знаю, овощные супы войдут в рацион жителей Уя-Дуя и будут называть их непременно студенческой едой.
— Эй, Мубарак, — зовет меня Мангул. — Пошли обедать.
По имени и отчеству обращаются у нас пока что только в городах и на службе, а в сельских местностях еще только по имени, потому что трудно отвыкнуть от привычки. На «вы» у нас обращаются, когда хотят подчеркнуть свою душевную отдаленность и даже пренебрежение, а на «ты» по-нашему — это ближе и теплее. Странно, но факт, так же как болгарин кивает головой «нет», выражая по-нашему «да».
— Спасибо, Мангул, я домой схожу, — говорю я ему.
— Как домой, когда сегодняшний обед студентам приготовила твоя жена?
— Как?
— Очень просто, наши немного нахальные сестрички, — он имел в виду студенток, — сходили в аул, к тебе домой, и уговорили твою жену приготовить багратионцам хинкал по-уядуйински.
— И она согласилась? Ее же раньше не оторвать было от домашних забот.
— Не знаю, дорогой, но уверен, что они ее с детьми доставили не силой. Пошли! Вчера двух баранов зарезали. Так что мясо свежее. И знаешь, чего я боюсь?
— Чего ты боишься, дорогой Мангул?
— Боюсь, что за два месяца, если так щедр будет ваш Усатый Ражбадин, одну отару овец мы сожрем, — смеется Мангул. — Что поделаешь, любишь кататься, люби и саночки возить!..
Хорошо говорит Мангул по-русски, чисто и без акцента. Зная, что он мой соплеменник, я не раз пытался поговорить с ним на родном языке, но сразу же после нескольких слов приветствий он переходил на русский язык.
Я пошел с ним на обед, у рабочих-строителей из межколхозстроя здесь была своя столовая. Оказывается, и вправду студентки уговорили мою жену и вытащили ее из аула, да не одну, а со всеми детьми. И с утра она возилась с тестом для хинкала, а это тесто готовят особо. Легко ли сказать! — приготовить хинкал почти на пятьдесят человек, на целый студенческий стройотряд «Багратион?!» И я испытал в душе благодарные чувства к жене, что она отозвалась и решилась оставить свои обычные заботы по хозяйству, от которых, мне казалось, не оторвешь ее ничем.
Как видите, почтенные, жизнь моя становится интересной, вторглось в нее что-то увлекательное, вроде свежего дуновения ветерка нового времени. Доволен я не только своей работой, но и тем, что жена моя вовлеклась в это новое. Выходит, и ей не безразлично происходящее, где люди охвачены каким-то заразительным порывом доброты и созидания. Я хорошо понимаю, что ей это полезно, ей очень необходимо отвлечься от угнетающего душу однообразия домашних дел, которые оглупляют, отупляют человека и делают его примитивным.
Вижу я свою жену среди молодых девушек и не узнаю, совсем преобразилась она, кажется мне, что стройней и моложе стала. Она с виноватым видом подходит ко мне:
— Ты не ругаешь меня, муж мой?
— За что?
— За то, что я дом бросила и вот… — проговорила она извиняющимся голосом, как будто она не знает, что не могу ее строго в чем-то упрекнуть.
— Я горжусь тобой, правильно сделала, — говорю ей и подумал: «Как ты меня еще не понимаешь, сердечко мое родное, ведь когда тебе что-то доставляет удовольствие, для меня это и есть самая большая радость в жизни».
— Я боялась, что ты бранить станешь; они, — показала она на девушек, — попросили меня.
— Ну что ты, радость моя, мне же приятно, что тебе здесь нравится. А дети не мешают?
— Нет, здесь ведь такой простор им, есть где побегать, порезвиться.
Детей Патимат усадила прямо на травку у яркой палатки и положила перед ними на клеенку еду. Детей моих и жену обслуживала одна из улыбчивых девушек, да, да, она так и сказала, обращаясь к моей жене: «Ты устала, Патимат, отдохни, мы за тобой поухаживаем…» Бедняга, моя жена, по-моему, впервые в своей жизни услышала в свой адрес такие слова, и ей показались они непривычно приятными, и ее довольное лицо сияло, как будто ей подарили все богатства этого, часто несправедливого к человеку, мира…
— Папа, папочка, иди сюда, к нам, — увидев меня, закричали дети, размахивая руками, в которых держали расписные русские деревянные ложки.
— Смотрите, не балуйтесь, бесенята! — кричу я и гляжу на жену, которая весело и непринужденно переговаривается со студентами.
Как много доброго и светлого я хотел ей сказать.
Нестерпимо палило солнце, день выдался безветренный, ни одной тучи на небе. От тепла над землей колышется воздух, он струится, как тающий в теплой воде сахар. Стадо коров поднялось на вершину и стоит. Там животные, видимо, ощущают кое-какую прохладу. Нельзя сказать, что жара сейчас такая уж невыносимая, нет, в тени приятная прохлада. Веселая, улыбчивая Джавхарат и мне подает хинкал в глиняной миске и замечает:
— Золотые руки у вашей супруги, разве мы справились бы без нее…
— Спасибо, — улыбаюсь я ей и полагаюсь на то, что своей улыбкой сказал ей все.
— Это ей спасибо, — бросает Джавхарат в сторону моей жены светлый взгляд и удаляется.
— Они просят, чтоб я приходила им помогать… — говорит Патимат, — но как я могу? Домашние дела, дети, где я их оставлю?
— А тебе очень хочется? — спрашиваю я.
— Здесь интересно. Люди интересные, о многом узнаю впервые… Они говорят, только обед готовить им надо помочь, а завтрак и ужин они сами как-нибудь состряпают…
— Вот и хорошо, дети пусть здесь будут, ведь и им хорошо на лоне природы.
— Я думала, что ты не захочешь. Даже боялась за сегодняшнее и поэтому к тебе не пришла.
— Почему же, очень хорошо. Только как же твои совхозные дела?
— А там делать нечего, на моих картофельных полях прополку уже завершили.
— Тогда и не о чем беспокоиться, жена моя.
Хинкал с приправой — чеснок с грецким орехом — всем понравился, орехи Патимат из дому прихватила. Все были довольны обедом и благодарили мою жену. «Вот такой надо обед готовить, — добродушно укоряли парни своих семь сестер, — настоящий обед для каменщика. А то — одна капуста… С капусты много камней не поднимешь, каждый камень по двадцать или двадцать пять килограммов. Тут калории нужны!..» — «Хорошо-хорошо, вот и уговорите Патимат, чтобы она нам помогала. Эй, Минатулла, бригадир, слышишь, что ребята говорят? Добавь в свои ведомости одну единицу…».
— Что вы, что вы, я так буду вам помогать… — запротестовала моя жена, — какие там еще ведомости… что придумали…
— Каждый труд должен оплачиваться, а как же иначе, — серьезно говорит Джавхарат.
— Вечером вместе будем уходить, — с нежной улыбкой выразила жена свое желание задержаться здесь.
— Хорошо. Я пошел. Дети, не балуйтесь, здесь нельзя вести себя, как дома, видите, рабочие быстро поели и идут на работу. Вот и вам надо поесть, а потом…
— Потом, папа, будем баловаться? — спрашивает младший.