Опасная тропа
Шрифт:
И я побежал посмотреть на чудо, которое явилось в далекий горный аул. Одной печкой, которая работает на солярке, отапливаются все комнаты в доме, даже ванная. Кунде-Мажид — человек, как у нас говорят, несловоохотливый, но делающий свое дело с достоинством и живущий достойно. Он встретил нас приветливо и показал дом… Да, и в городе не найдешь такого дома, каждая комната отделана со вкусом, подобраны цвета, просторная светлая кухня облицована белым кафелем, а ванная и душ — черным с желтым. Я долго любуюсь этим.
— Пожалуйста, если кто хочет принять душ, — довольный, улыбается хозяин.
— Как-нибудь в другой раз.
А в это время жена его хлопотала в гостиной — подала нам чай на стол. Гостиная украшена по-горски, с резным каминным наличником и национальной утварью. Просто живи, дорогой, и здравствуй! Что еще нужно человеку?!
Прибежала посмотреть на это чудо и моя Патимат, она не находила слов выразить свое искреннее восхищение.
— Ты сходила к Анай? — спросил я у нее, когда возвращались вместе на стройку.
— Да-да, ты знаешь, она уже рассчиталась на ферме… — заголосила, улыбаясь, моя жена. — Ой, если бы ты видел, какая она красивая…
— Кто?
— Анай. Я и не узнала, когда увидела ее у зеркала, такая нарядная, подумала, гостья какая приехала к ним.
— Прятала она себя в старье. Недаром говорят: и одежда красит человека.
— Раньше я не видела чтоб у нее улыбались глаза, — сообщила как откровение какое Патимат.
— А не заговорила ли в ней пятая струна? — спрашиваю я, вспомнив давний разговор с женой об Анай.
— Какая?
— Ну, пятая, как ты говорила, невидимая?
— Очень даже может быть, — отвечает, смеясь, Патимат.
Третий день подряд то моросит, то идет дождь. На стекла моей рабочей кабины ложатся мелкие дождевые капли и стекают по стеклам тонким слоем воды. Очертания гор сквозь такие стекла теряют четкость. Изображение мутное, расплывается, как на плохом фотоснимке.
— Ты деньги получил? — спрашивает меня Минатулла.
— Что?
— Деньги, говорю, получил?
— Мне никто ничего не сказал. — Я совсем и позабыл об этом и как-то даже приободрился, услышав о таком.
— Там в конторе спрашивали, почему ты не идешь получать?
— Совсем позабыл. Ты не шутишь?
— Нет. Иди.
— Пойду, конечно, пойду, раствора вам на сегодня хватит?
— Хватит.
— Ты отпустишь меня? Понимаешь, в магазин хочу зайти, а вдруг там…
О чем-то еще говорил Минатулла, я ничего не понял, поспешил в контору. Там очкастая женщина подсунула мне ведомость, и я в списке рабочих нашел себя и посмотрел на цифру — двести семнадцать рублей и тринадцать копеек. Сердце радостно забилось. Кассирша отсчитала деньги и протянула мне. Получив деньги, я благодарно поклонился работницам бухгалтерии и вышел. Поверьте, почтенные, когда выбежал из конторы, меня окликнули, я испугался, и первая мысль была, что они по ошибке мне дали деньги и сейчас попросят меня вернуть.
— Товарищ, скажите жене вашей, чтоб и она пришла получить деньги, — сказала милейшая женщина в очках.
— Что? — не понял я.
Она повторила.
— Спасибо, — сказал я ей. — И бегом домой, чтоб обрадовать жену и детей. На ладони у меня деньги, вот они, которые я заработал, четыре зеленые бумажки, хрустящие, новые, аккуратные, прилипшие друг к другу, одна десятка и семь помятых рублей, и серебряная монета в десять копеек, и три крошки-копейки. Испытываю необычайный прилив радости и удовлетворения. Спустившись к аркаде родников, оглянулся: никого вокруг не было, сел я у дороги и еще раз пересчитал. Положил на травку одну, другую и как бы со стороны поглядел на них… Заманчивая все-таки вещь, деньги! Трепетно замирает сердце. Что это со мной? Как будто я раньше не получал зарплаты… Нет, получал, но это дополнительные для моей семьи деньги, вернее — доход. Смотрю я на них и так и этак, то зажмурив глаза, то широко раскрыв. Но вдруг услышал кашель, — схватил я деньги и вскочил.
Веселый и оживленный захожу я в наш сельский магазин, который размещается в подвале, рядом с винным магазином. Смотрю: за прилавком стоит наш Кальян-Бахмуд.
— Стоишь? — спрашиваю его, позабыв, что наши приветствия он не воспринимает как должное.
— Нет, лежу, — с ехидной улыбкой отвечает он мне.
Не стал я с ним пререкаться, а сразу же обратил внимание на телевизор. Я его раньше облюбовал, он был единственный, — остальные были дорогие, а этот стоил сто сорок рублей. Приличный, кажется, из серии «Рассвет». Говорили, что «Рекорд» лучше, но у нас такого выбора нет.
— Что, Мубарак, не думаешь ли купить телевизор? — спрашивает завмаг, сдвинув косматые брови. Тщедушный он человек, сутулый и с впалой грудью.
— Слушай, нельзя ли проверить, как он работает? — спрашиваю я, показывая на дешевый телевизор.
— Почему нельзя, дорогой, давай деньги.
— Ты проверь сначала.
— Нет, сначала дай деньги, а потом проверяй сколько хочешь.
— Ты что, а если он не работает, — досадливо передернул я плечами.
— Считай, что тебе не повезло, — ухмыляется завмаг.
— Ты что, шутишь, что ли? — спрашиваю я, глядя на него просительными глазами.
— А что мне делать, если от меня там в райпо товары обратно не принимают? — уставил он на меня свои немигающие трусливые глаза.
— Черт знает, что такое.
— Вот именно, дорогой ты мой.
— Прошу тебя, проверь, пожалуйста, понимаешь, сюрприз детям и жене хочу сделать. — Просто диву даешься, как эти мелкие люди, от которых что-то зависит, любят унизить человека. Нормальный человек не может понять, ради чего все это делается.
— Сюрприз хочешь, пожалуйста, плати деньги и бери. Возьмешь домой, обрадуешь семью, включишь — и не работает, — ха-ха-ха! Вот это будет сюрприз! — заржал этот человек, будто получил огромное удовлетворение, удовольствие от своего плоского остроумия.
— Ты знаешь, кто ты?! — даже пальцы рук, а их у меня восемь, невольно сжались в кулак. Как было бы хорошо, если бы люди не портили друг другу настроение, не туманили бы ясный, погожий день.
— Не надо, дорогой, иди, иди своей дорогой. Я сразу заметил, что ты возбужден и явился сюда не покупать, а затеять скандал.